"Иво Андрич. Времена Аники" - читать интересную книгу автора

держала корчму; только поселила к себе вдовую сестру с мальчиком, чтобы не
быть в доме одной. И лишь тогда, когда опасность миновала, силы оставили
Михаило, и он свалился в постель.
Он не выдал себя в самом жестоком бреду. А поднявшись через три недели,
понял, что Крстиница по-прежнему хранит тайну. И тогда с хладнокровием,
впоследствии и самого его изумлявшим, стал исподволь собираться в дорогу,
постепенно подготавливая своих и окружающих. Брат его был человеком алчным
по природе. Михаило воспользовался и этим. Он оставил брату дело, получив
отступное в деньгах и согласие отпустить его на все четыре стороны. Все было
устроено так хитроумно, что в один прекрасный день он покинул город, ни в
ком не вызвав ни малейшего недоумения, ни тени подозрения.
Но едва за первыми холмами скрылся из вида его надел с хлевом в
Любидже, как самообладание и выдержка покинули его. Проклятие висело над
ним, он был гонимым зверем. И Михаило кружил по лесам и долам, ночевал по
разным пристанищам, запутывая следы, спасаясь от несуществующих
преследователей. По мере ослабления реальной угрозы в нем нарастал страх,
подогреваемый болезненным воображением и терзаниями совести.
Он обогнул Новую Варош, где у него жила родня. И только у Прибоя в
первый раз зашел в корчму купить хлеба и табака.
Склонный к умеренности и воспитанный отцом в строгости, Михаило раньше
редко курил; теперь же стал заядлым и страстным курильщиком. Только сейчас
он понял сладкую отраду незатухающего огонька перед собой и сизого дымка,
пощипывающего горло и глаза, позволяющего обронить слезу, не называемую
плачем, и глубоко вздохнуть и выдохнуть, не будучи заподозренным во вздохах.
С тех пор незатухающий огонек годами светился перед ним или тлел между
пальцами. И дымок, неизменный и неповторимый, отвлекал его мысли от извечной
угрозы, а в редкие счастливые минуты погружал в глубокое и полное забытье;
он был его пищей, как хлеб, он был его утешением, как друг. Он снился ему и
во сне, как другим снятся свидания с любимыми. Когда же сон переходил в
кошмар, принося видения зарезанного Крсты или глаза его жены, и он со стоном
просыпался, первым делом он хватался за табак, как хватаются за оружие или
за руку того, кто спит рядом. И едва кремень высечет искру во тьме и табак
подхватит огонь, как у него отляжет от сердца, по крайней мере немного, так
как в темноте вместе с невидимым дымом он словно бы отдувал и тяжесть со
своего неспокойного сердца.
Он продвигался без устали дальше, огибая Вышеград, казавшийся ему
чересчур близким к Призрену. На Романии в большой корчме Ободжаша он
познакомился с газдой Николой Субботичем, постоянно сновавшим между
Вышеградом и Сараевом, и нанялся к нему продавцом скота. И тут в первый раз
за время своих скитаний он испытал какое-то облегчение. Правда, непривычный
к суровым условиям жизни и грубой среде, он должен был переломить себя и
притерпеться ко многому, но все это был пустяк по сравнению с великой и
нежданно выпавшей ему благодатной возможностью затеряться в сутолоке
работников и скота, в торговой суете многолюдных базаров.
Два года провел он в Сараеве и в перегонах. После чего, как мы уже
знаем, газда Никола, выделив Михаило из других своих приказчиков, взял его в
компаньоны и поселил в своем доме в Вышеграде. Поначалу трудно обживался он
в этом стесненном горами местечке между двумя реками с его недоверчивыми и
насмешливыми обитателями, но со временем свыкся и сроднился и с городом, и с
людьми, его населявшими. И тайная его мука от этого как бы несколько ослабла