"Иво Андрич. Проклятый двор" - читать интересную книгу автора

начинают улыбаться. Но он по-прежнему непоколебимо серьезен, холоден и
учтив. С тем их и выпроводит. А они долго не могут прийти в себя,
пересказывают этот разговор друзьям, пробуют жаловаться влиятельным
знакомым, но те лишь пожимают плечами и отмахиваются, твердо веря, что в
Караджозе сидит и говорит его устами сам дьявол, да еще и не один.
На следующий день, проходя по Двору, Караджоз, столкнувшись с тем
первым "невиновным", вдруг продолжит разговор, который был начат три недели
назад. Быстро подойдет к нему и заговорит, глядя в лицо так, словно готов
его проглотить:
- Пхи! Ты что, долго еще намерен тут смердеть? Будто не хватает вони и
без тебя. Вон отсюда, слышал? Складывай свои шмотки, и чтоб я тебя больше не
видел, а не то прикажу избить как собаку.
Окаменев в первую секунду от неожиданности, человек собирается с духом
и в мгновение ока исчезает, бросив свои пожитки, из-за которых потом
ссорятся между собой стражники и арестанты.
"Играя спектакль", Караджоз мог часами сидеть с арестантом, обвиняемым
в краже, незаконном присвоении чужого имущества, в насилии, нанесении
тяжелых увечий или убийстве, и кривляться, кричать или шептать, прикидываясь
попеременно то дурачком, то остервенелым палачом, то сердечным человеком, и
все это с одинаковой искренностью и убедительностью. Добиваясь своего, он
боролся или обнимался с заключенным, бил его или целовал, но неизменно
старался внушить ему одну мысль:
"Сознайся, чтоб тебе горя не знать! Сознайся - и спасешь свою шкуру, не
то подохнешь, как собака. Сознайся!" А когда цель бывала достигнута,
признание добыто и получены сведения о соучастниках или о месте, где
спрятаны украденные деньги, он потирал руки, как человек, который закончил
наконец грязную, неприятную работу, сбрасывал с себя маску, ставшую
ненужной, и предоставлял дело законному течению. Но и тогда он не забывал и
не бросал на произвол судьбы арестанта, у которого вырвал признание, а часто
помогал ему и облегчал его участь.
Непонятна была эта его бесконечная и странная игра, но, видимо, он
никогда и никому не верил - не только подследственному и свидетелям, но и
самому себе - и старался исторгнуть у заключенного признание, чтобы,
опираясь на него, можно было поддерживать хоть видимость справедливости и
порядка в мире, где все виновны и заслуживают кары. И этих признаний он
добивался не мытьем, так катаньем, прилагая отчаянные усилия, словно боролся
за собственную жизнь или сводил свои несводимые счеты с пороком и
преступлением, с обманом и беззаконием.
Игра эта в большинстве случаев выглядела излишней, непонятной и
недостойной - до такой степени ее ходы были запутаны и извращены, но на
самом деле она строилась на искусном и трезвом расчете и всегда приводила к
цели. Она не знала повторений и шаблона, была всегда новой и развивалась по
своим законам, так что сбивала с толку опытнейших старожилов Проклятого
двора. Иногда ее отказывались понимать даже люди, много лет работавшие
вместе с Караджозом. В Стамбуле о нем ходили легенды, при этом одни поступки
смотрителя тюрьмы выглядели бесчеловечными и безумными, а другие - до
удивления добрыми и деликатными.
На Караджоза поступали частые и противоречивые жалобы, вставал даже
вопрос о том, чтобы его убрать, и визири на своем Диване не раз обсуждали
его действия. Но в конце концов все оставалось по-старому. Визири знали, что