"Юрий Андреевич Андреев. Мужчина и женщина" - читать интересную книгу автора

Ладно, собрались они все утром у дуба пораньше. Господь и говорит:
развешивайте их по веткам, кому где удобней. Развесили. - Теперь, - велит, -
идите по кругу, а как я хлопну в ладоши, бегите каждый к любому мешку,
который напротив вас, и берите себе. Ясно? - Ясно, - отвечают. - Ну, пошли.
Кружил он их, кружил, раз! - в ладоши хлопнул. Они все и побежали разом -
каждый к своей прежней. - Мужики! Да вы что? Уговор-то другой был!.. - Э,
батюшка, - отвечают, - у старой-то жены мы уже все насквозь знаем, а у
новой-то какая еще новая зараза проявится! С тех пор и стали жить со своими
- в ладу и согласии.

Мы с Анастасией завели ритуальный "мамин день". Не всегда его правда,
соблюдали в силу обстоятельств от начала до конца, но как принцип мы его
выдерживали. Это означало, что бытовые хлопоты в субботу сводились до
минимума ("кому нужны разносолы, готовьте их сами!"). Желающих трудиться у
плиты, в общем-то, не находилось, правда, однажды Максим поразил нас всех,
сотворив из кипятка, порошка какао, сухого молока и сахарного песка вполне
приличное подобие праздничного напитка. Все пили огненную жидкость да
похваливали поваренка, а в округлившихся от восторга Олиных глазках
авторитет брата возрос аж до неба.
"Мамин день" означал, что мама либо трудилась по собственному желанию
(вдруг ей захотелось вышить гладью на плече своей зеленой блузки двух
играющих сиреневых стрекоз), либо читала, либо уезжала к родителям, либо
отправлялась с подругой в парилку, а оттуда к косметичке, либо вела всю нашу
команду в музей, планетарий или даже в кафе. "Мамин день" означал, что
вечером я должен был пригласить ее на свидание, к которому она тщательно
готовилась (наряд, макияж и т.д.), и мы отправлялись - по моему выбору - на
какое-либо зрелище ("Вот так, дружок, и выявляются все дефекты твоего
вкуса...") Ну, а уж после возвращения!.. Каждый раз это была вдохновенная
поэма, где мне принадлежала честь скромного соавторства, не более. А
назавтра - это была стряхнувшая с себя сто пудов бытовых забот, помолодевшая
чуть ли не до девичьего вида женщина.
В тот особо запомнившийся мне вечер я пригласил ее на прогулку по Неве
в честь праздника белых ночей. В светлых одеждах, держась за руки, как
студенты, мы шли Вдоль гранитных парапетов под призрачно-серебряным небом,
пропитанным светом исчезнувшего за горизонтом светила. Рядом с нами текла
празднично одетая толпа, обходя застывших с удочками чудаков. Это были
приезжие - средних лет и дети, но в основном молодежь. Очень- очень приятно
мне было двигаться ладонь-в-ладонь с любимой, столь прекрасной, грациозной
женою, которая стала моей судьбой, моим счастьем! Она все время ахала от
восторга, теребила меня и по поводу, и без повода. То ее внимание привлекал
переполненный прогулочный пароходик ("Поехали, Егорушка, поехали!.. Ой, нет,
такая очередь...), то какие-то женские одежды, то музыканты, старательно
наигрывающие на духовых крепко памятную классику. А мое сознание было и тут,
и не тут. Гулевание - дело доброе и славное, но я никуда не мог деваться от
ясного понимания того, что аз есмь муж, то есть защитник, кормилец и поилец
этой удивительной женщины, столь совершенной телом и душой, вверившей мне
жизнь свою и своих детей. Их благополучие - вот смысл моего существования.
Да, конечно, мне должно быть интересно и здорово от трудов моих, так твердит
Анастасия постоянно ("Да действуй ты, Егорушка, по своему разумению, с кем
тебе надо сближайся, с кем хочешь - разбегайся, уж на сатиновые трусики для