"Юрий Андреевич Андреев. Мужчина и женщина" - читать интересную книгу автора

нашей с ним пустой постели. Встала, как побитая, постаревшая на сто лет.
Шаркая тапочками, машинально прошла в детскую, молча уложила Максима. Он
тоже молчал, мы не произнесли ни слова. Со вздохом я погладила его по
голове, он судорожно вздохнул, обнял мою руку, положил под свою щеку...
Не буду говорить, как провела я эту ночь, как, разбитая на осколки,
собирала по частям себя утром на работу, как едва-едва волоча ноги вышла,
старая и бесцветная, утром с детьми, необычно примолкшими. На работе я
постаралась миновать все возможные встречи с коллегами, но этого не удалось,
и мне пришлось достаточно резко оборвать несколько участливых запросов о
своем состоянии. Из кафедрального кабинета я не хотела, не могла, не имела
права звонить ему на работу: все сразу бы обратили внимание на мой мертвый
голос и раскрыли бы свои уши-звукоуловители. У телефона-автомата в коридоре
без конца толпилась очередь студентов. Я вышла в большую перемену на улицу:
о Боже, ни одного целого аппарата в округе - здесь прокатилась
бесчинствующая орда вандалов. Пришлось дойти до станции метро. Лихорадочно
набрала я номер его рабочего телефона. Угрюмое:
- Вас слушают. - Егор, это я! - У меня совещание. - Когда тебе
позвонить? - Зачем? - Как... зачем? - в моей душе все оборвалось, да и я
сама полетела куда в пустоту. - Инкубатор по выведению оболтусов -
потенциально взрывоопасное устройство. Это не для меня. . - Максим не
оболтус!.. - Пока - да, но станет им скоро и необратимо под крылом наседки,
убежденной в своей правоте. - Ты меня оскорбляешь? Ты меня уже не любишь? -
Я говорю святую правду. Извините, у меня совещание, - и частые короткие
гудки в трубке... Я пошла, куда глаза глядят. Нет, неверно: я двинулась, как
слепая, ничего перед собой не видя. Я задыхалась от обиды, от его
жестокости. Очевидно, я говорила вслух, потому что встречные на меня
удивленно оглядывались.
Не стану рассказывать о своей последующей жизни: это была болезнь,
сродни тяжкой психической депрессии. Жизнь? Нет, я не хотела жить, я только
механически передвигалась, выполняла какие-то функции и все время
разговаривала с Егором. Нет, я уже не спорила с ним, я только его
спрашивала: как же ты мог, такой сильный и правильный, так жестоко обойтись
со мной? Разве моя вина столь велика, что я заслужила смертный приговор?
Наверняка, все дело в том, что он разлюбил меня. Зачем я ему - взбалмошная,
уже не молодая, с двумя чужими ему детьми? Воспользовался поводом, чтобы
сбросить с ног своих гирю и благополучно поплыть дальше...
А ночи... Эти пустые, бессонные, бесконечные ночи в той постели, - где
познала я столько его безмерных, безумных, страстных ласк... Утром я не
могла даже глянуть в зеркало на ту тусклую, старую, малознакомую женщину,
что смотрела на меня. Сплошь да рядом я вынуждена была крепко прижимать
левую руку к груди: сердце мое болело тускло и непрерывно. Эта боль
доказывала мне, что я еще не конченный труп. Врач, вызванный на дом, выписал
бюллетень сразу: анемия, резкий упадок жизненных сил. Сколько разных
лекарств в рецепте было выписано, а нужно-то мне всего только одно: доброе
слово Егора. Что хорошо было в этом бюллетене, так официальная возможность
не видеться с сослуживцами, не слышать соболезнующих вопросов. Боже мой, что
же это делается с гордой и независимой красавицей Артемидой?.. Я попыталась
преодолеть себя: накрасилась, нафабрилась, сходила в парикмахерскую. Лучше
бы не ходила! Что значат завитые букли над этими мертвыми глазами? Что такое
макияж на старых тусклых щеках? Худо мне было, как если бы одного человека