"Юрий Андреевич Андреев. Мужчина и женщина" - читать интересную книгу автора

Конечно, я несколько удивилась, когда однажды увидала в углу детской
комнаты сваленные ящики и бухты с канатами: неплохо было бы и со мной
посоветоваться предварительно. Но Егор так чистосердечно объяснил, что
неожиданно сегодня днем получил какие-то премиальные и так же неожиданно по
дороге Домой наткнулся в спортмагазине на комплект тренировочных снарядов
для детей, что я не стала на него сердиться. А уж когда запоздало мелькнула
мысль, что затраченной суммы ему вполне хватило бы на полную и современную
экипировку, что было бы совсем не вредно по его директорскому положению, я
еще и еще раз оценила его преданность семье, его отцовский подход к
вверенным его опеке детям. Моим детям, которые стали и его собственными
детьми.
Вот в этих канатах, перекладинах, лесенках, скамеечках и шведской
стенке и был сокрыт конфликт, который вспыхнул как будто вдруг, но в самом
деле тлел уже исподволь: Максим не очень уж старался тренироваться, а Егор
был неукоснителен в своих требованиях. Коса нашла на камень. Но, может быть,
причина лежала глубже? Ведь Максим был ревнивым мальчиком, и в душе его
зрела обида: своего отца в кругу семьи он практически не знал и не помнил, и
он был единственным центром внимания. Потом появился Олег, который - хочешь
не хочешь - лишил его монополии на исключительность. Затем возникла Олечка,
и круг моего времени, предназначенного ему, еще сузился. А тут вот вошел в
нашу жизнь и Егор... И не просто внедрился, но вошел как ее хозяин. В
семейной иерархии Максим отодвинулся далеко назад со своего исключительного
прежде центрального места, и внимания моего стал, естественно, получать
меньше. И его подспудная ревность оттого еще разгоралась, что не мог он не
видеть, не чувствовать, как мы с Егором были счастливы своей любовью. Я не
психолог, в тайны его подсознания внедряться - не моя профессия, но теперь я
глубоко уверена, что обида, горечь, ревность, чувство собственничества на
мать, зависть к чужаку и другие темные чувства вполне иррационально
взрастали в его маленькой уязвленной душе и шевелились там, как клубок
ядовитых змей.
И вот все сошлось, как нельзя хуже: Максимка с громким ревом прибежал
ко мне на кухню жаловаться: "А чего он меня заставляет? У меня рука болит,
не могу я по лестнице забираться! А он меня, как раба несчастного мучает!" -
и рев во все горло, с настоящими горькими слезами.
Было это как раз накануне "события", проще говоря, моей менструальной
протечки. В общем-то издавна зная за собой повышенную обидчивость в эти дни,
я старалась держать нервишки в кулаке. Но здесь, после недавней
встряски-встречи с двухметровым Сашей-рэкетиром, после "визита" Николая,
который в полуметре от меня ножом в кровь исполосовал свое тело (а мог бы
мгновенно насадить на сверкавшую заточку и меня, а мог бы ударить в спину и
Егора, когда тот проходил мимо него), после всего этого и перед
надвинувшимися месячными я сорвалась. И сорвалась безобразно! Я принялась
утирать мокрое лицо мальчика фартуком: - Не кричи! Никто тебя не заставляет.
Какая у тебя рука болит? - Эта, нет эта, обе болят!
Появившись на пороге кухни, Егор насмешливо проком монтировал: -
Хорошо, что у нас только две руки, а то болели бы все четыре. - Замолчи! -
взорвалась я. - Должна же у тебя быть какая-то жалость? Не машина же он в
самом деле! У Егора удивленно поднялись брови: можно ли пререкаться в
присутствии детей? А меня понесло: - Да не все же способны быть такими
правильными, как ты! Могут же быть у человека слабости! Все! Хватит! Максим,