"Юрий Андреевич Андреев. Мужчина и женщина" - читать интересную книгу автора

записывал в студии новую песню, мне помогал ансамбль из пяти женщин. Мы так
подружились, что вскоре устроили одну общую свадьбу".
Активная творческая деятельность не позволяет певцу постоянно жить в
окружении всех домочадцев. Вместе с мужем в городе Дуале живет лишь
небольшая часть жен, а остальные - в деревне, откуда он родом. "Я
наведываюсь туда два раза в год и беру кого-нибудь в город. Вот почему я
никогда не устаю от своих жен, - раскрывает певец свой секрет. - Они разного
роста и внешности, но все прекрасны, и все - мои любимые".
По словам Карине, его первой жены, в гигантской семье царит
взаимопонимание. Однако свои проблемы есть и у этой семейной идиллии. И
порождают их не двадцать восемь детей, а родственники по женской линии. "Я
даже не знаю, скольким людям прихожусь зятем, - признается Монго. - Их
должно быть не меньше двухсот. Причем тещи все время грызутся между собой.
Каждая считает, что именно ее дочь - моя самая любимая жена. Я думаю, это
просто безнравственно".
Вот такие, логичные представления о нравственности. Замечу, что они
гораздо более гуманны, чем к примеру турецкие той недавней поры (до 1909
г.), когда султан мог иметь многочисленный гарем: далеко не все ведь знают,
что обитательницы гарема не были женами, они были рабынями, наложницами. На
протяжении более чем шести веков ни один из турецких султанов женат не был!
Кроме того, под настроение или чтобы развеять хандру он мог лишить жизни
любую из них. Казни многообразием не отличались: женщину засовывали в мешок,
забивали туда же камни, все это зашивали и сбрасывали с лодки в воды
залива... Но ведь были и такие, кого султан вовсе не удостаивал своим
вниманием: они всю молодость мытарились по десять душ в узких клетушках под
надзором грозных евнухов и у многих из них "звездный час" так и не наступал.
Так что жизнь у жен камерунца куда как веселей, чем у турецких рабынь (тем
более, что иные из них физически устранялись жестокими царедворцами, если
входили в очень уж высокий фавор, как например, венецианская красавица Сафия
при дворе Мурада III).
И вот теперь, полностью подготовив восприятие читателя, я подхожу к той
мысли, ради которой затеял свой корректный спор с Ниной Терентьевной: а что
будет, если пересадить рыбку, взраставшую, к примеру, в вольных водах
ливийской традиции, в залив Золотой Рог у Стамбула, где придонное течение
заставляет прихотливо колыхаться сотни вертикально стоящих мешков? Худо
пришлось бы этой рыбке! Несладкой показалось бы ей жизнь и в крикливой, хоть
и дружелюбной деревенской толпе камерунских жен... А ведь я делаю эти
гипотетические перестановки лишь в пределах официальной законной концепции
современного многоженства. А если перенести моногамную женщину да еще из
совсем другого исторического периода, скажем, почтенную греческую матрону,
полновластную владычицу богатого дома и многочисленной рабской челяди,
почитаемую мужем в качестве матери его детей и мудрой домоправительницы,
если такую-то золотую рыбку из древнего Эгейского моря бросить в море
Красное, что омывает берега Египта, в котором многоженство в сельской
местности есть лишь слегка видоизмененная форма производственной артели?
Теперь - внимание!
Греческую матрону, достопочтенную жену, допустим, супругу Фемистокла
(который шутя говаривал, что он правит Афинами, им же - правит жена) мы лишь
гипотетически можем перенести через века и страны в гарем Мурада III. Однако
миллионы и миллионы нынешних рыбных мальков, произраставших в мощных водах