"Юрий Андреевич Андреев. Мужчина и женщина" - читать интересную книгу автора

меняющегося во времени. Мало и этого: в рафинированно-чистом виде вряд ли их
встретишь в какой-либо отдельно взятой стране, ибо все в мире находится во
взаимопереплетении, взаимовоздействии, пересечении течений.
Не уходит из моей памяти достаточно давний уже эпизод. Представьте себе
одно из крупнейших в стране (да и во всем мире) московское издательство на
тысячу двести работников, ультрасовременное многоэтажное здание из бетона и
стекла, бесконечные коридоры, холлы с мягкими креслами, несколько лифтовых
каналов и т.д. и т.п. И по всем этим этажам, коридорам, лифтам и т.д. снуют
фактически одни только элегантные женщины, у подоконников толкуют между
собой, красиво стоят с изящными пахитосками в тонких пальчиках одни лишь
модерновые девы, в холлах беседуют с авторами исключительно редактрисы. Меня
в свою редакцию ведет, скажем, Лариса Губина, стройная, с безупречным вкусом
и очень дорого одетая, макияж которой - чудо косметического искусства, ибо
он вроде бы почти незаметен, но, с другой стороны, создает такой
божественный, фактически неземной облик, что!.. А едва уловимые, но терпкие
духи высшего класса, а точно продуманная небрежность прически белокурых
волос, а шарм легкой летящей походки, а приветственные жесты, а мимолетная
улыбка, а заманчивый блеск карих глаз?! И если добавить к сказанному, что
Лариса в совершенстве владеет почти всеми европейскими языками, что у нее на
счету - десятки переведенных и изданных ею книг, что она - главный кормилец
своей семьи, то перед нами абсолютное воплощение того женского идеала, что
был представлен чуть выше в книге мадам американки. Я спрашиваю ее:
- Лариса, а мужчины-то у вас в издательстве есть? - А, держим с десяток
в начальстве, пока они нам не мешают, - небрежно отмахнулась она. - Ну, и
эмансипация... - протянул я. Тут-то и случился и длился всего-то одну- две
секунды тот незабываемый эпизод, ради которого я и излагаю эту историю:
европейски образованная женщина, красавица с отточенными манерами, вдруг
обернулась ко мне, глаза ее засверкали, лицо перекосилось и на мгновение
стало диким ликом! Неожиданно хриплым голосом она ка-а-ак врезала мне, что
называется, меж бровей огненную фразу на великом, могучем и свободном
русском языке относительно того, куда бы она послала всех сторонников этой
эмансипации!!!
Я остановился, опешил. Мифологически чудовищный лик чудесным образом
тотчас обратился в обаятельное спокойное лицо, прежний небрежно- горделивый
голосок обронил одно только слово: "Извините!", и она вновь бодро и часто
зацокала каблучками своих супермодных туфелек, легко передвигаясь вперед.
Иначе говоря, под всем этим импортным шмутьем и обликом живет и, как
оказалось, терзается душа, глубоко исстрадавшаяся по совсем другим
отношениям.
Женская душа, которая и на дух не выносит эту готовность современных
мужчин переложить, на нее не только бремя полной самостоятельности, но еще и
содержания семьи. Это значит, что в сердцевине своих взглядов и не очень-то
далеко от поверхности Лариса держит идеал, который чуть выше был
сформулирован устами литовской женщины; это значит, что весь ее независимый
облик и манеры типа "эмансипе" - не более, чем хорошая мина при плохой игре.
У меня уже не было сомнений в том, что ей больше - неизмеримо сильнее! -
хотелось бы жить "за мужем", за спиной человека, который и принимал бы на
себя основную меру решений и основную нагрузку по обеспечению реального
достатка семьи. Я отлично, отчетливо понял, каких неимоверных усилий, какого
перенапряжения психики требовал, причем практически неспрестанно, тот облик