"Владимир Андреев. Моря и годы (Рассказы о былом) " - читать интересную книгу автора

поднимал "Аврору", то медленно и осторожно опускал ее, а мы на "Комсомольце"
как завороженные смотрели на нее. Однако любоваться всем этим нам пришлось
недолго. Ветер крепчал. А потом, свистя по-разбойничьи в снастях, и вовсе
начал лютовать: разворошил, раскачал океанскую гладь, гребни волн разукрасил
космами водяных брызг. Мраморной пеной вскипела вода. Шторм! Еще находясь в
Балтийском, море, при чудесной погоде, мы мечтали попасть в шторм,
побороться со стихией, посмотреть, почем фунт лиха... То была романтика, а
сейчас палуба уходит из-под ног, и ты летишь по ней, словно под гору бежишь.
И тут же корабль встает на дыбы, и по палубе уже приходится карабкаться.
Вознесенный огромной океанской волной, корабль с маху проваливается в бездну
и от удара о воду весь содрогается. Есть где разгуляться водице: она
заливает не только верхнюю палубу, но и мостик, все корабельные надстройки,
хищные языки волн слизывают все, что ненадежно закреплено, - бочки, ящики.
Чуть зазеваешься - и тебя смоет, как щепку. Разбойницы-волны, норовя
заглянуть в грузовые трюмы, пытаются сорвать с крышек люков брезентовые
чехлы. А высотой волны такие, что порою "Аврору" не видно, одни мачты
торчат...
Человеку ой как муторно в такую погоду... Замотало так, что многие до
изнеможения отдают дань Нептуну. Поистине правильно в народе говорят: "небо
с овчинку покажется". Особенно несладко приходится кочегарам и машинистам.
Временами чувствуешь, как нос "Комсомольца" упирается в водяную стену,
задранная корма дрожит от работы обнаженных, с бешеной скоростью вращающихся
гребных винтов...
Но вот минули штормовые день и ночь. Наутро полегчало.
Завтра - порт Берген. А сегодня па кораблях большая приборка.
Находившийся на верхней палубе запас угля перегружен в угольные ямы. Все
чистится, моется, скребется и драится самым тщательным образом и с полным
усердием.
Мы отвечаем за полуют, стало быть, и приборка тоже наша. Старшина
приборки курсант Военно-морского подготовительного училища Капустин
приказывает мне отправиться к помощнику командира Василию Ефимовичу
Калачеву, взять у него записку и принести от боцмана зеленое мыло для мытья,
краску и ветошь. Когда я обратился с этой просьбой к Василию Ефимовичу, он
помрачнел:
- Что?.. Мыла ему требуется?! А почему с вечера не запасли? Нешто это
порядок? Прибираться надо, а они еще только за мылом и ветошью бегать
изволят! Держи записку и скажи своему старшине, что таких растяп не только в
штурманскую рубку, но и в приличный гальюн пускать нельзя!
В обязанности помощника входили организация вахтенной службы (кроме
машинной команды), наблюдение за содержанием наружного корпуса корабля,
состоянием рангоута, гребных судов, за чистотой и порядком на верхней палубе
и во внутренних помещениях.
Василий Ефимович был если не точной, то чрезвычайно близкой к оригиналу
копией того самого "Чистоты Ивановича", которого так трогательно описал К.
М. Станюкович в рассказе "Василий Иванович". День и ночь "Чистота Иванович"
с завидной энергией гонял своих боцманят, всех, кто не был усерден в
соблюдении флотских порядков. Бывало, расшумится и боцманские присказки
выдаст... Но никто не обижался на старика. Все знали, что дороже флота у
Василия Ефимовича ничего нет на свете и служит он флоту не за страх, а за
совесть. Нет ничего для него радостнее, чем видеть, как салажата-комсомолята