"Ганс Христиан Андерсен. Всего лишь скрипач" - читать интересную книгу автора

будто были знакомы сто лет, хотя Наоми никогда прежде не играла с ними. У
детей с их сверстниками все происходит точно так же, как у нас, взрослых,
когда мы видим розу или гвоздику: мы сразу же узнаем их, хотя именно эту
розу или гвоздику видим впервые в жизни.
Никто из нас, взрослых, не догадался бы, какую новую игру затеяли дети.
Они сняли башмачки, поставили их рядком вдоль стены и стали прогуливаться
мимо них взад-вперед. Это была иллюминация, и они вышли полюбоваться ею.
В те времена в Свеннборге был такой обычай: свадебные гости с факелами
и свечами провожали новобрачных из дома невесты в дом жениха; вот и дети
взяли каждый свой башмачок вместо свечи и устроили шествие, сопровождая
Кристиана и Наоми, которых называли женихом и невестой. Никогда в жизни
Наоми не играла так весело - ведь что такое кукольный дом, картинки и цветы
по сравнению с товарищами по играм из плоти и крови! Девочка нежно обхватила
Кристиана, а он обнял ее за шею и поцеловал в губы; она сняла медальон,
который носила на груди, дала ему и сказала, что, если Кристиан наденет это
украшение, он станет графом; и они снова поцеловались, а другие дети стояли
вокруг и светили им башмачками.
Это была настоящая жанровая картина; ласточка над ними подчеркивала
смысл, устраивая себе гнездо под стрехой крыши, а в голубом небе облака
встречались друг с другом и сливались воедино, но сразу же разъединялись и
плыли в разные стороны - нижнее на восток, верхнее на запад; воздушные
потоки несли их, повинуясь физическим законам мироздания.
Игра детей была внезапно прервана. Открытая коляска, какие были в ходу
двадцать с лишним лет назад, деревянная махина, выкрашенная в голубой цвет и
изнутри обитая серой ворсистой тканью, грохоча, катила по неровной булыжной
мостовой, приближаясь к ним. Еще и теперь, правда только в маленьких городах
и в деревнях, у состоятельных пасторов можно увидеть такой, экипаж, в
котором уже по кучеру и упряжи видно, что они принадлежат к другому
поколению и изжили себя. Лошади были в отличном состоянии и дорогой породы,
у кучера в старомодной ливрее на лице было написано, что он прекрасно знает,
каких знатных господ везет. Коляска остановилась у аптеки, где произошел
обмен большим количеством коробочек, горшочков и пузырьков. Все очень
торопились. Коляска тронулась, но снова остановилась перед дверью, где
играли дети. Кроме кучера и лакея, в коляске сидели две дамы - одна
помоложе, явно из штата подчиненных, возможно что-то вроде компаньонки,
вторая - высокая важная дама, худая и болезненного вида; она была укутана в
несколько шалей и плащей и непрерывно подносила к носу яйцевидный флакон с
нюхательной солью.
Мария тут же подошла и поклонилась; она почтительно поцеловала руку
старой аристократки и заверила, что ее желание будет немедленно исполнено.
Кругом в соседских домах приоткрывались окна; некоторые лавочницы
высунулись из дверей, не наряженные, как было бы теперь, в шелка и траурный
креп, нет, - по обычаю того времени, на них были красные шерстяные фуфайки и
чепцы. Дети перестали играть, выстроились цепочкой вдоль степы, обняв друг
друга за шею, и наблюдали. Из всего этого Кристиан понял только, что Наоми в
величайшей спешке повязали на шею платок, посадили ее в коляску к незнакомым
дамам, и, похоже, ничего удивительного в этом не было: Мария кланялась, а
портной стоял в дверях с шапкой в руке.
- Я не хочу уезжать, - сказала Наоми.
Но хотела она того или нет, уехать все-таки пришлось. Коляска покатила,