"Вирджиния Эндрюс. Долгая ночь " - читать интересную книгу автора

но безуспешно.
Когда утро того дня подошло к концу, ты родилась, Лилиан. Ты была такой
хорошенькой. Все вокруг только охали и ахали от восхищения и надеялись, что
твое рождение пойдет Виолетт на пользу, это даст ей то, ради чего она будет
жить. Но, увы, было слишком поздно. Вскоре после твоего появления на свет
сердце Виолетт остановилось. Казалось, что она жила только для того, чтобы
ты родилась, чтобы ее и Арона ребенок увидел свет. Она умерла во сне с
безмятежной улыбкой на губах. Я уверена, что Арон был тогда с ней, он ждал
ее там, с другой стороны, протягивал к ней руки, которые были готовы принять
ее душу в свои объятия и соединить с его собственной.
Моя мама была уже слишком стара и слаба, чтобы позаботиться о малышке,
поэтому я взяла тебя сюда в Мидоуз. Капитан и я решили, что будем
воспитывать тебя, как свою родную дочь. Эмили было тогда четыре года с
небольшим, и она знала, что мы привезли в наш дом ребенка моей сестры, чтобы
он здесь остался. Мы поговорили с ней о тебе и предупредили ее о том, чтобы
она сохранила все в тайне. Мы хотели, чтобы у тебя было безоблачное детство,
и ты всегда чувствовала принадлежность к нашей семье. Мы хотели уберечь тебя
от этой трагедии как можно дольше.
О, Лилиан, дорогая, ты всегда должна считать нас своими родителями, а
не тетей с дядей, ради нашей к тебе любви, которая не меньше нашей любви к
Эмили и Евгении. Ты обещаешь? Всегда?
А я не знала, кем еще я могу их считать, поэтому я кивнула, но в
глубине души я почувствовала боль. Она была где-то очень глубоко, темная и
холодная, и я поняла, что она уже не исчезнет. Эта боль останется со мной
навсегда и будет напоминать мне, что я сирота и что были когда-то два
человека, которые любили бы меня так же, как они любили друг друга, и что
мне не суждено было их увидеть. И тем не менее, я ничего не могла сделать с
собой - все это возбуждало мое любопытство.
Я видела фотографию Виолетт. Но я никогда раньше не смотрела на нее с
таким интересом, как сейчас. До этого дня эта фотография была для меня
просто изображением молодой женщины, с которой была связана печальная
история, ставшая тайной нашей семьи, о которой предпочитали не вспоминать и
не обсуждать. Теперь у меня была тысяча вопросов о Виолетт и молодом
человеке по имени Арон. Но я была достаточно умна, чтобы понять, что каждый
такой вопрос вызовет в душе мамы новую боль, и с большой неохотой, обратясь
к глубинам своей памяти, она найдет ответ.
- Тебе не стоит переживать из-за всего этого, - сказала мама. - Ничего
ведь не изменится. Хорошо?
Когда вспоминаю те дни, я понимаю, как наивна была тогда мама. Ничего
не изменится? Но та невидимая ниточка любви, связывающая нас, надорвалась.
Да, мои теперешние мама и папа дали мне свою фамилию, да, я все еще называю
их своими родителями, но знаю, что они никогда не смогут заполнить во мне
возникшего глубокого одиночества. С этого дня, ложась спать, мне будет часто
казаться, что жизнь моя несчастна, я буду чувствовать, как некое подводное
течение выбивает почву у меня из-под ног, а я барахтаюсь и тону как человек,
которого связали и бросили в воду. Я лежу, уставившись в темноту, и слушаю,
как мама продолжает уверять меня, что моя семья та, которая меня вырастила и
воспитала. Но так ли это? Или по воле злого рока я была просто оставлена
здесь. Как огорчится Евгения, когда все узнает, думала я. И я решила, что
только я могу ей все рассказать, но сделаю это, как только буду уверена, что