"Анна Арнольдовна Антоновская. Время освежающего дождя (Великий Моурави, Книга 3)" - читать интересную книгу автора

- Не тревожься напрасно. Женщина родит ребенка, немножко посердится,
почему мужчина тоже не мучился, и торопится повторить глупость, а он, как
гусь после воды, еще веселее перья топорщит. О чем только бог думал, когда
создавал Адама?
- О войне, наверное!
Дато и Хорешани обернулись и расхохотались. Гиви, как всегда, ворвался без
предупреждения и уже сидел на ковре около люльки, склонившись над малюткой.
- Взял! Взял! Клянусь ста тридцатью воинами святого Гоброна, взял! - И
Гиви неистово заплясал. - Пять дней я томился.
- Что ты дал ему? - встревожился Дато.
- Кинжал, конечно.
- Гиви, какой амкар тебя придумал? На что двухмесячному азнауру оружие? -
всплеснула руками Хорешани.
- А что, ему крест нужен? Спасибо! Уже однажды такое случилось. Настоятель
Трифилий в люльку крест подкинул, Бежану тоже два месяца было, а взял.
Теперь в рясе ходит сын Великого Моурави... Думаешь, наш Георгий повеселел
от этого? Бабо Кетеван прямо сказала: "Что первое ребенок схватит, тем и
владеть будет". Я двенадцать кинжальчиков амкару Сиушу заказал, в каждом
кармане по три ношу, все время на страже. У какого "барса" родится сын,
пусть непременно к оружию потянется. На что нам монахи?
Старая мамка укоризненно взглянула на смеющихся Хорешани и Дато и
поставила на скатерть кувшин и чашу:
- Пей, азнаур, слова твои золотом падут на судьбу ребенка.
Дато пытался отобрать кинжальчик, но, к восторгу Гиви и суеверной радости
мамки, малютка крепко держал рукоятку.
- Оставь, батоно, - мамка решительно отклонила руку Дато, - пусть он сто
лет не выпускает оружие и врагов истребляет, как Давид Строитель.
- Да живет без конца имя Давида! Но чем плохо, если маленький Дато будет
сражать проклятых, как Георгий Саакадзе? - И Гиви залпом осушил три чаши
подряд, приговаривая: - За Великого Моурави! За прекрасную Хорешани,
подарившую нам нового азнаура! За "Дружину барсов"!
Мамка вновь наполнила чашу и напомнила о крестинах: нехорошо, когда воин
два месяца живет без имени. Ангел у изголовья так тяжело вздыхает, что
огонь в светильнике вздрагивает. Черт тоже в покое не оставляет, хотя
близко и не подходит, - икона на люльке, - но в очаге зеленый язык
показывает, просит люльку покачать, любит, если ребенок некрещеный.
- Э, мамка, доброму азнауру черт не повредит!
- Правда, батоно Дато, но лучше, если ангел узнает имя и сообщит его
горам, ущельям и рекам.
Циала, первая и последняя возлюбленная Паата, подавила стон. Уже третий
день сидела она неподвижно в углу, кутаясь, несмотря на тепло, в черный
платок. Из Ирана в Картли ее переправил, конечно, в полной тайне,
Сефи-мирза. Он передал ей пояс, который был на Паата в страшный день,
передал и свой наказ: "Не сразу направься к матери моего друга, раньше
через ханум Хорешани извести..."
Выслушав несчастную, Хорешани горестно подумала: "Легко сказать - извести,
еще совсем рана свежа, минуло лишь полгода. Хорошо, что Саакадзе обременен
заботами и не заметил приезда Циалы".
- Я за черта не заступаюсь, - кричал Гиви, - но пусть и ангел не спорит!
Назовем - Дато. Будут в "Дружине барсов" два Дато: большой и немножко