"Анна Арнольдовна Антоновская. Ходи невредимым! (Великий Моурави, Книга 4)" - читать интересную книгу автора

польские литавры. Прямой католический крест увенчает немецко-польское знамя.
Капельки пота усеяли лоб побагровевшего Унгерна. Картины мрака,
нарисованные им, так потрясли его самого, что он не в силах был продолжать.
"Для всеблагой цели: победы над Польшей - надо нам самим короля
свейского Густава-Адольфа прибрать к рукам. Иисусе Христе, буди воля твоя
святая!" - И, смотря в упор на послов, патриарх сурово и твердо изрек:
- Два Рима падоши, третий стоит, четвертому не быть! Вы глаголете, что
император немецкий да король польский восхотели многие русские городы
забрать. А то где слыхано, чтобы городы отдавать даром? Отдают яблоки да
груши, а не городы.
- Великая правда! - восторженно подхватил Броман, переходя к седьмому
параграфу королевской инструкции. - Вот почему вы, великий государь-царь...
- выразительно смотря на патриарха, убеждал он царя, - вы должны примкнуть к
врагам Польши и империи. - И, не забыв восьмой параграф, вдохновенно
продолжал: - Ради евангелической и греческой вер не медлите, великий
государь-царь, на неверных поляков поднимите и татар, в сече бесноватых, и
запорожских казаков, вольных рыцарей реки Днепра.
Царь Михаил Федорович невольно поморщился: евангелическую веру посол
упомянул на первом месте, - но вслух обнадежил шведов и, как бы придавая
особое значение их мысли, многозначительно добавил:
- О том великом деле еще долго судить надо, - величественно приподнял
он скипетр, - дабы приступить согласно к отомщению крови христианской и
достойно крепко постоять за благочестие. - И протянул Броману руку.
Начался обряд рукоцелования. Чины шведской свиты прикладывались к руке
царя и с низкими поклонами отступали от трона. Пока Михаил Федорович
милостиво протягивал "свейским людям" руку, а сам размышлял о жестокой
необходимости так явно показывать расположение слугам шведской короны,
которая при Четвертом Иване отринула от Руси прибалтийские гавани, Филарет
подал знак окольничему, стоявшему вблизи царя, но не спускавшему глаз с
патриарха.
Окольничий вышел на середину палаты и от имени самодержца всея Руси
просил высокое посольство перейти в Ответную палату. Там послам сообщат
дальнейший порядок переговоров, а также час первого совместного
торжественного стола.
Вступительные поручения, так удачно переданные, привели штатгальтеров в
прекрасное расположение духа. Теперь они не сомневались, что дальнейший ход
переговоров еще более заинтересует Москву и создаст для короля
Густава-Адольфа превосходную позицию в Восточной Европе против Габсбургов.
Выходя из Грановитой палаты, Броман и Унгерн и не подозревали, какую
роль сыграли в эти дни сообщения из Западной Европы в судьбе
Картли-Кахетинского царства и в личной судьбе царя Теймураза. Угроза
независимости России на длительный срок поворачивала копье московской
политики от восточных держав - Ирана и Турции - в сторону польского
королевства. Слишком живы еще были воспоминания о кровавых делах гетмана
Жолкевского, не отгремели еще грозы Смутного времени...
Сейчас патриарх Филарет твердо решил отвести раньше опасность от
западных рубежей Московского царства, отвести любой силой. Но сил еще было
мало. В ожидании более широких союзов, которые парализовали бы Польшу, если
бы она нарушила Столбовский мир, приходилось не расхолаживать и Швецию,
враждебную Москве не намного меньше, чем Польша. Успех же войны с Польшей