"Сергей Антонов. Васька " - читать интересную книгу автора

- Так, так... И, насколько я уловил, этот Васька, простите, эта Ритка
выручила из беды землекопа?
- Землеко-оп? Это Круглов Петька. Ясно?
- А кто он такой?
- Круглова не знаете? Зря. На всю шахту гремит. Лучший забойщик. Первая
лопата.
- Так что же вы раньше не сказали?! Это мне и нужно! Где-то там на
льдине летчики спасают женщин. А здесь, в подмосковных недрах, женщина
спасает героя. Символично, не правда ли? Если вы устроите мне беседу с
Васькой и Филатом, мы с Татой будем вам очень обязаны.
- С каким Филатом?
- Я недопонял... Круглов слишком лапидарно изъяснялся - хана, бенц, и я
не уловил... По-моему, он упоминал какого-то Филата.
- Филат - это доска. Ясно?
- Ах, доска. Тем лучше! Филат отпадает. Достаточно побеседовать с
Васькой.
- Пожалуйста. Только учтите, с ней говорить - все одно что с филатом.
Она с новым человеком говорить не может. Сопит как телуха, и только.
- Я разговорю, - тонко улыбнулся Гоша. - Маяковский с памятником
Пушкину ухитрялся беседовать.
- Так то Маяковский! В общем, дело ваше. А ты все тут? - снова
набросился он на Осипа. - После смены мы с тобой тоже побеседуем. Где
Васька?
- За оселком пошла, - доложил Осип.
Митя велел Гоше ждать, прыгнул на пробегавшую вагонетку и поехал
звонить по телефону.
Вагонетка ушла. На фоне ненадежной тишины любой звук жирно
пропечатывался в Гошиных ушах. Вот шлепнулся коровьей лепешкой кусок глины.
Вот упорно стреляют по лужам грузные капли, каждая на свой тон. Вот, набирая
силу, возник ватный звук двигателя, и резиновый шланг, змеей распластавшийся
у Гошиных ног, ожил, напружинился, петлистая часть его поднялась стоймя и,
равномерно дергаясь, плюхнулась на другой бок. Рядом ни с того ни с сего
треснул здоровенный, в обхват толщиной, стояк.
- Что это? - Гоша вздрогнул.
- Город давит, - объяснил Осип. - Горное давление.
- Это опасно?
- Чего опасного? Я же сижу.
Стеклярусный блеск лампочек делал трущобную тьму плотнее и гуще. Сверху
и с боков сквозь расщелины досок сочилась вода. И невозможно было
представить, что где-то над головой ходят москвичи, бегут "газики",
автобусы, громыхают трамваи. Гошу мутило, но он решил довести дело до конца,
чего бы это ни стоило. От будущего очерка зависело многое в его горемычной
судьбе.
Почти с пеленок Гошу Успенского убеждали, что он необыкновенный.
Изысканный, душистый отец его посвятил жизнь древним остским языкам. В
оставшееся от остских языков время он мылся и чистился. Он был брезгливый
чистюля. А мать курила пахитоски, обожала футуристов и работала в Музее
изящных искусств у знаменитого Цветаева. В ту пору было модно работать.
Салон Успенских был известен в Москве. У них бывали Гершензон,
Бахрушин, Бердяев. Они слушали, как пятилетний Гоша декламировал по-немецки