"Лидия Львовна Арабей. Во вторую военную зиму (Повесть) " - читать интересную книгу автора

Она подняла ведра, собралась идти, но оглянулась и сказала Нине
вдогонку:
- Куда же ты, на ночь глядя?
Нина тоже оглянулась, встретила сочувственный взгляд женщины.
- Ничего! - сказала бодро. - Какая же ночь! Еще совсем светло.
И в самом деле, было совсем не похоже, что скоро наступит вечер. Небо,
хотя и в туманной дымке, было светлое, ярко белел снег, нет, вечер еще не
скоро, она дойдет, пока стемнеет.
В конце улицы увидела дорогу, на ней мостик. Теперь Нина вспомнила, что
именно этой дорогой шли они когда-то с матерью. Мостик показался ей очень
знакомым, только тогда, когда они шли с матерью, было лето, под мостиком
журчал ручеек, теперь он замерз, а там дальше, за мостиком, - лес. Все
правильно. Они и тогда шли почти все время лесом. Нина забегала в лес и
рвала мухоморы, их росло очень много, и все с такими красивыми шляпками.
Мама кричала ей: "Брось, это же отрава!" А ей не верилось, что такие
красивые грибы могут быть отравой.
А вот и лес. Сразу сделалось темнее. Вначале Нина подумала, что
потемнело потому, что кругом лес, но скоро поняла, что не только лес тому
причина. Помрачнело небо, снег тоже посинел. Значит, женщина говорила
правду, смеркается. Это, конечно, плохо, но что с ней случится? Сказала же
женщина, что дорога заведет прямо в Болотянку.
Темнело быстро. Кажется, только что было совсем светло, а вон небо над
лесом уже совсем черное, и вокруг чернота, только белой полоской светится в
этой черноте дорога.
А усталость все сильнее и сильнее, ноют плечи, спина, подгибаются ноги.
Коленей не чувствует от холода. Видимо, лучше было бы переночевать в
городке. Но не возвращаться же обратно, теперь нужно только одно - идти и
идти.
И она идет. Идет, ни о чем не думая, механически переставляя ноги,
будто выполняет какую-то работу, тяжелую, но такую, которую обязательно
нужно сделать, в которой ее спасение.
Идет, идет. Сколько же она идет этим лесом? Час? Два? А может, только
полчаса? Ей кажется, что она идет уже целую вечность.
А может, это не та дорога? Может, в темноте перепутала? Может,
заблудилась?
Она присматривается к деревьям, к сухим кустам, торчащим из-под снега,
словно хочет спросить у них - те ли это, мимо которых шла с матерью тогда,
до войны. Сколько же лет тому назад это было? Четыре или пять? Да, да,
четыре. У них тогда не было еще Миши. Миша родился в сороковом. Значит, они
ходили в Болотянку в тридцать девятом. А ей тогда было двенадцать.
Нет, она не помнит, та ли это дорога, ничего нельзя узнать. Может, она
и заблудилась.
Ей что, страшно? Страшно одной ночью в лесу? Нина прислушивается. Нет.
Ей не страшно, просто какая-то настороженность, не надо прислушиваться, надо
идти и идти, дорога должна все же кончиться, должна же она куда-то привести,
если не в Болотянку, так в другую деревню.
И она идет, идет. Конечно, она заблудилась, тогда они не шли так долго,
лес тянется всего каких-нибудь пять километров, с километр от городка она
шла полем и, помнится, от леса до деревни - тоже с километр. А она идет
лесом уже, наверное, столько, сколько шла от шоссе до Плугович.