"Лидия Львовна Арабей. Во вторую военную зиму (Повесть) " - читать интересную книгу автора

если считать ребенком и Нину. Она-то себя уже ребенком не считает, ей скоро
семнадцать, а остальные четверо - дети, старшему тринадцать, а младшему нет
и трех, и все хотят есть, что мать ни принесет - как в прорву.
Нина прикидывает, сколько она может выменять на свой товар. Конечно,
лучше всего принести картошки, муки, да сколько ты принесешь той муки или
картошки? Так что лучше сало, а за сало в городе купишь все - и муки, и
картошки.
Просто удивительно, что есть люди, которые могут покупать теперь сало.
Не все, оказывается, голодают, взять хотя бы Костевичей. Натаскали в первые
дни войны столько, что им на десять лет хватит, всей семьей волокли из
магазинов - ящиками конфеты, мешками муку.
У Костевичей теперь не квартира, а настоящий склад, а вот они и куска
мыла не запасли, ругали Костевичей, мать все говорила: "Что они делают, что
делают! Вот дня через три вернутся наши - они им покажут!.."
Прошло три дня, четыре, а наши не возвращались.
Костевичи притащили полный мешок каракулевых воротников, потом ведрами
носили патоку с завода. Костевичева Люська, ровесница Нины, только повыше,
посильнее, рассказывала, что патока на заводе была в огромном чане, и когда
люди черпали патоку, кто-то сорвался, упал в чан и утонул... Правду говорила
или выдумывала...
- Вот придут наши, они вам покажут патоку... И воротнички каракулевые
припомнят, - не сдержалась Нина.
Люська захохотала.
- Глупая! Наши спасибо скажут, а что, немцам оставлять?
И Нина смолчала. Как это она сама не додумалась? Конечно, лучше, чтоб
свои люди использовали, чем немцы... А они, дураки...
Побежала к матери.
- Вот ты сама сидишь и нас не пускаешь, а люди правильно делают, лучше
пускай свои растащут, чем немцам достанется!
Мать тоже растерялась.
- А кто тебе так сказал? - спросила неуверенно.
- Люська Костевичевых, вон ведро патоки притащила.
- Костевичи! - рассердилась мать. - Они тебе что хочешь придумают в
свое оправдание!..
Прошло три дня... Месяц... Два... И вот уже вторая зима, вторая зима
войны, и когда же, когда вернутся наши!
Шоссе то подымалось в гору, то сбегало вниз, длинное, бесконечное. До
самого горизонта простиралась его блестящая, укатанная машинами белизна. С
обеих сторон шоссе громоздились снежные сугробы, а за сугробами -
бесконечное белое поле, изрезанное дорогами и тропинками, вдали темнели
крыши незнакомой деревни.
Нине казалось, что она прошла уже километров десять, и как удивилась
она, когда на столбе у дороги увидела цифру "четыре".
"Неужели только четыре? - не поверила своим глазам. - Я ведь так долго
иду... Может, на столбе не та цифра?"
По шоссе то навстречу, то обгоняя, проезжали машины. Нина чувствовала,
что рано или поздно ей придется "голосовать", проситься, чтобы подвезли, но
все откладывала. В машинах ездят немцы, значит, нужно их просить. Пусть и не
даром - в кармане жакета лежат у нее марки на дорогу, она знала, что немцы
если и подвозят кого, так не из жалости - за плату.