"Юрий Арабов. Биг-бит (Роман-мартиролог) " - читать интересную книгу автора

женского белья. Представленный там товар его озадачил, бирюзовые панталоны
из хлопка с шерстью и на резинках, по-своему эротичные, навевали в голову
что угодно, но только не мысль о русской зиме. "Как у вас происходит
зачатие?" - спросил он у переводчицы. И уже после этого заболел раком и
умер. Слова его разнеслись в безмолвствующем народе, разнеслись широко и
звонко. Народ долго крепился и лет через пять начал резать ножницами трусы и
панталоны, укорачивая их на треть. Наступала новая эра.
...Фет шел мимо деревянной горки, размышляя об отчиме. Говорили, что в
нем текла польская кровь, и сам отчим, особенно когда напивался, любил
бормотать: "Дзенькуе бардзо!". А потом от "Зубровки" или "Кубанской"
наступало у него тяжелое отупение, и этот бывший летчик-радист,
сопровождавший на Севере с воздуха конвои с западной гуманитарной помощью,
наливался гневом. Гневом до синевы на скулах, гневом на то, что война давно
кончилась, а он - по-прежнему мужчина, а значит, нужно кого-то сопровождать,
рисковать жизнью, пить неразведенный спирт и в короткие побывки на Большую
землю ломать целки у наивных безответных девок, понимая, что война все
спишет и перед вероятностью мгновенной бесславной смерти это, конечно, не
грех... В общем, у Фета не было возможности сделать отчиму новую войну. И
поэтому этот высокий человек со светлыми волосами и маленькой головой не
заслуживал любви. Если бы не одно "но".
"Но" заключалось в магнитофоне "Комета-201", слаженном на военном
заводе в Сибири в свободное от изготовления бомб время. Его порядковый номер
намекал на то, что раньше уже были выпущены двести модификаций "Кометы", но
где они продавались и кому, никто не знал. Говорили, что этот волшебный,
пахнущий свежей краской и древесиной аппарат - на самом деле точная копия
заморского "Грюндига", имевшегося в Москве в количестве трех-четырех
экземпляров у людей элитарных, изысканных... На "Комету" записывались в
очередь, нужно было ждать месяца два-три, покуда распорядок вещей и
экономическая целесообразность позволят тебе истратить заработанные деньги
на последнее чудо техники. Это был не "Айдас" и не "Днипро", что
котировались много ниже и служили поводом для насмешек. Весило чудо больше
десяти килограммов, но это был не вес для трудящегося человека, который
большую часть своей насыщенной жизни рубил уголь, лупил кувалдой, поднимал
рельсы, а на крайний случай - выжимал внутри головы непосильную думу. Потому
магнитофон и назывался переносным. Фет переносил его с трудом, с одной
лестничной площадки на другую, чтобы переписать у Андрюхи Крылова что-нибудь
вкусненькое. "Не поднимай тяжелое, заработаешь грыжу!" - кричала с кухни
мама, вечно прикованная к кипятящемуся молоку. "Пусть себе несет, бардзо, -
меланхолически отзывался из комнаты отчим. - А грыжу будем оперировать!" Он
и купил этот магнитофон. За 200 трудовых рублей, полученных в качестве
постановочных за какой-то фильм, где он был звукооператором.
...Размышляя про то, что отчим имел в виду, когда сказал "будем
оперировать", значило ли это, что он встанет рядом с хирургом, подавая тому
скальпель, или лично сделает первый надрез, позабыв дать больному наркоз,
Фет приближался к конечной точке своего путешествия по двору. Этой точкой
был длинный барак бордового цвета, служивший клубом местного ЖЭКа, с тяжелым
бархатным занавесом, но маленькой сценой и залом, по стенам которого были
наклеены вырезки из газет и пожелтевший ватман, поздравлявший ветеранов с
праздником 9 мая уже не первый год.
Магнитофон перевернул жизнь Фета.