"Луи Арагон. Карнавал (рассказ) (про войну)" - читать интересную книгу автора

что узрела мордашку Лени, готова пойти мне на уступки. И тем не менее, по
справедливости, фон дёр Гольц-герой.
Я встал и ушел под каким-то вежливым предлогом. Но она, конечно,
поняла. Должен признаться, Шопена она играет чудесно, не так, конечно, как
его играют виртуозы, но с такой интимностью... и вьющиеся колечки волос на
шее, когда она склоняется над клавиатурой, развивая основную мелодическую
тему. Что я плету? Да эти колечки у нее всегда, при чем тут Шопен. Ну и
пусть, без Шопена они не те.
По справедливости. А если я вовсе не хочу по справедливости?
О Шульцах я уже наслышан. Да, вот люди, у которых французское сердце!
Шульцевские грузовики курсируют по всем дорогам до самого Страсбура.
Говорят, они поклялись выдать дочку за француза. Большое приданое. Зачем
вы это рассказываете? Думаете, мне интересно? Девчушке месяцами твердили,
что, когда придут французы... Я все валю в кучу, но поставьте себя на мое
место!
Я вдруг вспомнил, с чего началась вся эта история с фон дёр Гольцем. Я
стал рассказывать о нашей с Теодором вчерашней прогулке. Хотя все,
касающееся Фредерики Брион и прочее, в духе "Страданий юного Вертера",
легко приобретало в беседе с Бетти какой-то дурной тон, казалось
бестактным. Но в тот день вообще нужен был только предлог. Суть же дела
была в том, что ее преподаватель пения, старый человек, проживший в
Страсбуре не меньше сорока лет, ну, в общем, с окончания той войны...
получил повестку от генерала, командующего частями, которые занимают
Эльзас, что ему надлежит собрать свои вещички и в трехдневный срок выехать
на родину. Это как, по-вашему, справедливо? Ну, раз он немец, раз он
считает себя немцем... "А, - сказала она, - этого и следовало ожидать!"
Так-то. Начался бесконечный разговор о понятии справедливости и
несправедливости. Человек прожил тут всю жизнь, у него сложились
определенные привычки, он привык к этим краскам, к этим запахам. Он судит
обо всем, исходя из этих ощущений. А вы заставляете его перебраться на ту
сторону Реина. и все для него рушится, времена года не те, цветы не те,
женщины не те.
Жизнь-то ведь неотделима от окружающих предметов, они хранят в себе
воспоминанья... в трехдневный срок все ликвидировать, упаковать, а ведь
есть и такое, чего не увезешь. Взять хоть рояль... учеников... радости,
которые испытал тут, и цвет этих камней. Справедливо, несправедливо. Я
едва не ответил, что и немцы действовали несправедливо, вторгаясь во
Францию, убивая людей, а солдаты в окопах, и все такое прочее, но слова
застряли у меня в горле, потому что одна несправедливость не оправдывает
другой несправедливости, я прикусил язык, а Бетти этим воспользовалась,
совершенно бессовестно, и так, слово за слово, мы и добрались до фон дёр
Гольца. И почему только принимаешь все это так близко к сердцу,
нервничаешь. Ну ладно, сельский пастор, куда ни шло, еще может оттенять
идиллию. Но фон дёр Гольц?
Это случилось, пожалуй, дня два спустя. На катке. Да нет, мы с Бетти,
разумеется, уже помирились. Марокканцы глазели на конькобежцев. Они,
может, тоже не прочь были бы выписывать восьмерки, да у них на родине нет
условий для тренировки. Бетти пыталась научить меня вальсировать, ко мне.
от меня... так, так...
осторожно! Вы упадете. Я замер на пуантах, точно мадемуазель Замбелли