"Луи Арагон. Карнавал (рассказ) (про войну)" - читать интересную книгу автора

я могу просиживать часами у Книпнерле, слушая, как Бетти играет на рояле!
"Карнавал", конечно, "Карнавал"... А знает ли она Сатй, хотя бы "Пьесы в
форме груши"? Спросигека ее.
Но я спросил Бетти о волнениях. Не о тех, что были в Гамбурге или
Берлине. О тех, на которые жаловались автомобилисты, бросавшиеся нам
навстречу, о тех, что имели место, когда немцы уже ушли, а мы еще не
пришли. Нет, в Решвоге было тихо. Но вот в Людвигсфесте... Людвигефесте?
Где это? Фор-Луи, если вам так больше нравится, тут неподалеку, всего в
нескольких километрах вниз по Рейну. Так что же произошло в Фор-Луи? Она
улыбается тому, что я выбрал, как бы невзначай, французское название. Как
и Гёте...
- В Людвигсфесте, - объясняет мне она, - местные жители сразу вернулись
с того берега, а их там было немало. Переправились через Рейн вплавь. Не
стали дожидаться, пока их демобилизуют по всей форме. Были среди них и
нездешние. Ну и началось большое веселье...
- Карнавал?
- Если угодно. Парни затевали повсюду танцульки, у нас много
музыкантов, небольших оркестриков. Они плясали голые до пояса, несмотря на
холод, разрисовав торс, у некоторых была татуировка. Здешние
землевладельцы перепугались. Девушки побросали работу, крутили любовь с
вернувшимися. Французы арестовали мужчин. Всех. Теперь они сами крутят
любовь с девушками.
Что стало с парнями из Фор-Луи, с теми, кто себя разрисовал?
Бетти не знала. Сегодня она вышивает на пяльцах маки, не хочет ни петь,
ни играть: "У меня насморк...", она повязала шею светло-коричневой газовой
косынкой. Бетти, Эльзас ставит меня в тупик. Как вы жили раньше? Раньше?
Она застывает с иголкой в руке. Раньше чего? Ну, при немцах... В общем...
она говорит, "в общем", как будто приступая к рассказу, но на этом и
останавливается. В конце концов она говорит нечто очень странное. Жили как
жили, о жизни ведь не расскажешь... Но, Бетти, немцы... какие были
взаимоотношения... как...
От моих вопросов брови ее вздергиваются, образуя прямую линию, и только
кончики их неподвижны, точно закреплены на месте. Немцы... но ведь это мы
сами немцы. О чем тут задумываться. Просто одни жили в Решвоге, другие в
Страсбуре, или Мангейме, или в Берлине, или в Мюнхене. Право, Бетти, это
вы говорите мне назло! А что бы сказали вы, Пьер, если бы вас спросили,
какие у вас, парижан, взаимоотношения с марсельцами?
Значит, вы не чувствовали себя французами? Да мы и не были ими.
Кое-кого притягивал Париж, французский пейзаж, Луара, ну, не знаю, как
сказать? Есть же у вас англоманы. Но язык, Бетти, язык! В наших краях.
Друг мой, всегда говорили на двух языках, не считая своего собственного.
Ничего тут не изменилось. Конечно, я не прочь была бы съездить в Париж,
послушать "Весну священную", но у нас была ведь и своя музыка. Мне
довелось видеть Рихарда Штрауса. Любопытный человек. Я ездила в Берлин но
семейным делам. Уже во время войны. Моего кузена убили на Мазурских
болотах.
Я теряю надежду быть понятым, к тому же у Книпперле меня не покидает
страх совершить какую-нибудь бестактность. Пожалуйста. Бетти, поиграйте,
это не повредит вашему горлу. Она отложила пяльцы на диван, отодвинула
клубок.