"Луи Арагон. Шекспир в иеблирашках (рассказ)" - читать интересную книгу автора

и еще одно слово из моего английского лексикона, видите? Хотя для таких
особ, как, например, мадам Симпсон...
Вы что подумали? Никакого отношения к герцогине она не имеет: сама она
родилась в Марселе, а муж у нее-дитя любви, с той еще войны, правда,
впоследствии отец-американец признал его.
Что проку от английского? Сами понимаете, чтобы говорить с Клотильдой,
словаря мне не требуется. Но она, видите ли, из-за мужа не желала идти
домой к студенту, ей необходима была нейтральная территория, пусть даже
гостиница... Так что я перенес свои пенаты из Латинского квартала в
переулочек поблизости от Фоли-Бержер, это было не слишком практично,
далековато от факультета, но ничего не попишешь; обосновался я в
гостинице, где большинство снимало номер на день, в комнате с красивым
cosy-corner2 [2 Угловой диванчик на двоих (англ.)], у которого была
полочка, очень удобная для Шекспира, но от Клотильды скрыл, что живу тут
постоянно.
Я привел ее к себе, припрятав свою юриспруденцию, свалил все книги в
стенной шкаф, как будто... ну, вы меня понимаете. Она нашла обстановку
очень симпатичной, и ее позабавило, что номер сдают с Шекспиром на полочке
cosy. Тут я несколько встревожился, в особенности когда она схватила
томик, где был "Макбет", и, признавшись, что всегда мечтала стать
трагической актрисой, принялась, жестикулируя, декламировать каким-то
неестественным голосом: она изображала леди Макбет, спускалась по лестнице
дворца, погруженного в сон, терла пальцы, чтоб очистить их от крови. Я
увидел, что она переворачивает страницу... Тут я позволил себе весьма
неуместную шутку-сказал, что могу, если она хочет, сбегать за пемзой.
Истерика мне была обеспечена, но Шекспира она оставила в покое. Больше я
ее вообще не видел. Такие дела-женщины всегда меня бросают, а я между тем
склонен к постоянству...
Необходимо объяснить, что у меня сложилась привычка хранить свою
любовную переписку в переводах ФрансуаВиктора Гюго, чтоб коридорный не
заглядывал в нее, убирая комнату. И раскладывал я не по женщинам, а по
сюжетам: например, сцены ревности-в "Отелло", просьбы о деньгах-и такое
случается-в "Венецианского купца", в полном соответствии с содержанием. В
те времена мне нравились главным образом дамы в соку... Как раз в
"Макбете" было заложено письмо, компрометировавшее одну из них, которая...
ну, это ее дело, не буду рассказывать, иначе у вас сложится обо мне
превратное представление. Мне приходилось менять своих подружек, поскольку
через месяц или два, а то и меньше они находили, что с них хватит. Я не из
тех, кто цепляется, не травиться же мне из-за них вероналом. Я думаю,
папа, в сущности... может, и с ним происходило то же самое, раз уж мы так
похожи, вот почему когда он рассказывает, то выглядит донжуаном. Пожалуй,
я мог бы держать у себя сочинения Мольера, и места они заняли бы меньше...
но, во-первых. Шекспир оказался у меня без всякой задней мысли, а,
во-вторых, письма, если их засунуть в двухтомник, слишком бросались бы в
глаза. После мадам Симпсон я напал на гораздо более юную девушку: она
училась на фармацевтическом и разыгрывала великую любовь ко мне, я называл
ее Офелией, поэтому она закалывала цветы себе в волосы, а я совал ее
письма в "Гамлета". Ладно. Не прошло и трех недель с тех пор, как все это
началось, и вдруг она говорит мне с каким-то разочарованным видом: "Какие
у тебя маленькие руки". Прежде всего, это ложь, у меня руки как руки,