"Луи Арагон. Встречи (рассказ)" - читать интересную книгу автора

смогли. В поездах языки начинали развязываться. Люди думали совсем не так,
как полагали наверху.
Где-то неподалеку от Тарба в одном из перегруженных вагонов, в проходе,
забитом чемоданами и пассажирами, снующими взадвперед к туалету, говорили
вслух такое, что можно было одновременно и прийти в ужас, и посмеяться. Я
узнал Эмиля по голосу.
- Погодите маленько, - говорил он, - вы увидите, как они им наложат.
Какой огонь горел в его глазах! Передо мной был Эмиль с Зимнего
Велодрома, Эмиль, швырявший свою каскетку на трек, но теперь он говорил не
о гонщиках, он говорил о русских.
- Вы не сказали мне в прошлый раз, что стало с вашим шурином.
Внезапно по лицу его пробежала мрачная тень. Резким взмахом руки он
отбросил со лба жесткие пряди волос и наклонился ко мне. Я не понял
выражения его лица.
- Вы что, поссорились?
Он передернул плечами.
- Боши... - сказал он вполголоса. - Сначала они скосили его пулеметным
огнем... потом прошлись по его телу... раздавили ему лицо сапогами,
проломили череп...
Вот уж чего я никак не ожидал... Его шурин. Коммунист.
- Что же он такое сделал? - спросил я как дурак.
Он пожал плечами. Здесь было не место говорить об этом...
Так вот, на заводе, где тот снова стал работать по приказу своей
партии, началась забастовка. Власти приказали расстрелять во дворе десять
рабочих, а забастовщики бросились на бошей, чтобы вырвать у них из рук
своих товарищей... Да, вот так, безоружные... его шурин был впереди
всех... И они его растоптали...
Когда Эмиль сказал "растоптали", мне почудилось, что я вижу эту сцену:
в его приглушенном голосе мне чудилась дикая пляска
зеленых солдафонов, неистовство разъяренных зверей в касках...
Мне так хотелось что-нибудь сказать ему...
- Это чудовищно... Но разве сейчас разумно устраивать забастовки?
Эмиль сначала не ответил. Потом посмотрел мне в глаза.
- Мсье Жюлеп, - сказал он, - ведь мы не боши... Разумно ли? Не о том
речь, что надо быть разумными. Надо выгнать бошей... Вы помните 36-й год?
Тогда вы спросили меня, почему я участвую в стачке... Так вот! Сегодня,
как и тогда, нельзя предавать товарищей... И когда один падает, десять
других должны стать на его место.
Какой-то громадный фельдфебель протиснулся между нами, обдав нас особым
запахом немецкой солдатни, с таким ничего не выражающим лицом, какого
никому не удается состроить лучше бошей.
- Они хорошо обмундированы, - заметил Эмиль и заговорил о другом.
Я не встречал его весь 1942 год. Дела у нас принимали странный оборот.
Уже нельзя было встретить людей, которые защищали бы Виши. Работать в
печати стало просто невозможно.
Газеты делались с помощью клея и официальных сообщений.
Конечно, норою мы пытались протащить несколько слов, фраз, но в этой
цензуре сидели такие полицейские сволочи! К счастью, они частенько бывали
не очень-то сообразительны.
В ноябре, после высадки американцев в Алжире и оккупации южной зоны