"Луи Арагон. Молодые люди" - читать интересную книгу автора

оба на пустой ферме где-то недалеко от Бурдо, в доме, где осталась лишь
половина крыши, среди голых и обрывистых лощин, в суровом краю с развалинами
башен, пережившими ярость религиозных страстей, во имя которых люди резали
друг друга двести лет назад.
- Двести лет, - сказал Марсель, - не так уж много...
Ги промолчал. Он не был протестантом, но подумал, что всего года четыре
назад Марсель, наверно, был яростным антиклерикалом. Ги умел разжигать огонь
на ветру и знал еще парочку скаутских фокусов в этом роде, а Марсель умел
делать все. Мастер на все руки. Надо ли сколотить стол, скамейку, исправить
заброшенную печь, провести электричество...
Только от одного он отказывался: не мог зарезать бычка или барана, даже
кролика. Ги тоже не знал, как за это взяться; к счастью, с ними были и
крестьянские парни, для них это было дело привычное, уж этих-то не стошнит.
Когда вот так живешь среди природы, надо уметь управляться и все делать
самим. Что надо, то надо.
Первый раз, когда они взорвали рельсы, это показалось им нелепым.
Особенно Ги. Разрушать... Марсель, тот не раздумывал:
- То, что разворотишь, можно потом исправить, о чем говорить?
А вот для Ги создание всего, что они разрушали - будь то мост или
пилон, было окутано тайной, он не знал, сможет ли когда-нибудь участвовать в
их восстановлении.
- Теперь смотри, - говорил Марсель, - вот как ты прилепишь свой
пластик...
Пластиком называлось мягкое, желтоватое, почти белое вещество вроде
безобидного воска. Прошлой ночью парашютисты подбросили им немалое
количество. Обслуживали их хуже, чем членов FM,[5] у них была небольшая
группа из восьми человек, всего одиннадцать вместе с местными жителями.
Бурдо гораздо южнее П. в департаменте Дром. Вокруг были разбросаны
маленькие отряды, такие, как у них. Многие поверили англичанам на слово,
вернее, по радио и взялись за оружие, думая, что все закончится за
пять-шесть недель. Для них зима была еще тяжелее, чем для всех прочих. Но
больше всего им вредило, что они не очень ладили между собой; были там
разные организации, были мелкие вожаки, которые хотели верховодить, было
соперничество и борьба за оружие... были и предатели.
Но те, кто оставался, зная, на что они идут, как Ги или Марсель,
никогда не сомневались, что добровольное самоотречение будет длиться еще
долго... У них было время познакомиться, поговорить, научиться уважать друг
друга. Ги расспрашивал Марселя о жизни в тюрьме. Но его коробило, что
Марсель постоянно говорит о политике.
- Зачем ты примешиваешь ко всему политику? - спрашивал он.
Марсель только с раздражением передергивал плечами. Их словарь не
совсем совпадал.
Вот Элизе, тот не боялся политики, он занялся бы политикой и в пользу
Республики, и в пользу кого угодно, лишь бы мог выступать, срывать
аплодисменты... Но в П., только подумайте, в П.! Ничто не имело смысла в
этом проклятом захолустье.
Однако нельзя сказать, что там ничего не происходило. С некоторых пор
там бывали тайные совещания. Мелькали пришлые люди. Никому не знакомые лица.
Какие-то чужаки жили в маленьком доме за кладбищем, говорили, будто это
евреи. Несколько юношей исчезли. Как-то раз Элизе сказал, что он, мол, не