"Мария Арбатова. Мне 40 лет " - читать интересную книгу автора

пошла в новую школу. В Ленинграде жила двоюродная сестра деда, жена крупной
номенклатуры. Всей семьей ходили к ним в гости. В 1937-м мужа расстреляли,
жену - выслали, осталась дочка-школьница. У ее подруги умерла мать, и она
вышла замуж за отца подруги, Бецофена - человека, редактировавшего "Книгу о
здоровой и вкусной пище", подаренную моим родителям-молодоженам, по которой
меня потом насильно кормили все детство.
И снова переезд - под Москву в Расторгуево, где дед стал директором по
науке "Дома директоров". Но долго не выдержал: директора совхозов и колхозов
традиционно съезжались в "Дом" для пьянства и оргий с местными официантками,
а не для обучения. Дед часто менял место работы из-за принципиальных
разборок, все время отчаянно боролся за правду и плохо вписывался в среду.
В 1936 году семья переехала в Коренево под Москву, где дед работал в
НИИ картофельного хозяйства. Там мама и дядя закончили школу с золотыми
медалями. Мама, вступая в комсомол, страшно боялась, вдруг выплывет, что
одни ее родственники за границей, другие репрессированы. В этих графах
анкеты она поставила прочерк.
Прадедушка Иосиф и прабабушка Мария имели пять сыновей, мой дед Илья
был четвертым из них. В России остались только он и Исаак, да и то не по
собственному желанию. Самуил и Абрам успели уехать в Израиль, а Борух был
расстрелян как польский шпион. В семье понимали, что детский врач Борух не
мог быть польским шпионом. Исаак был откровенным антисталинистом и громко
заявлял об этом. Его боялись и не любили в семье. Кончивший два факультета
Сорбонны, он редактировал технические справочники и словари и публично
издевался над необразованными советскими академиками. Никогда не был
госслужащим, был богат, сидел дома, и научная элита приходила к нему на
поклон.
Все годы железного занавеса никакой информации от братьев деда -
Самуила и Абрама, живущих в Израиле, не было. После смерти Сталина
выяснилось, что Самуил Айзенштадт - какой-то там заместитель председателя
Комитета Мира и большой демократический лидер Израиля, и с ним можно
переписываться. А Абрам Айзенштадт хоть и капиталист, владелец апельсиновых
плантаций, но, вроде, у него мало подло эксплуатируемых наемных рабочих, так
что тоже можно переписываться.
Мою тетю Пнину, дочь Самуила Айзенштадта, живущую сейчас в Англии, а
родившуюся на Малой Бронной, первый раз пустили в Россию в 1964 году. К ее
приезду мама сшила мне голубое капроновое платье, самое красивое платье
моего детства. А отца вызвали в органы и объяснили, что ему, как
идеологическому работнику, нельзя ее принимать. Он их послал. Через много
лет Пнина рассказывала мне в Лондоне, как ее вербовали кагэбэшники, а она
боялась навредить нашей семье грубым отказом и вела себя примерно как Буба
Касторский в "Неуловимых мстителях", предлагающий себя белогвардейцам в
качестве агента.

Итак, перед войной мама с родителями и братом жила в Коренево под
Москвой. Бабушка Ханна, работавшая учительницей, вынуждена была получать
русский диплом вместо утерянного польского и начала заочно учиться. Она
владела немецким, французским, английским и польским, с родителями говорила
по-еврейски, а с детьми - по-русски. В Кореневской квартире была скромная
казенная мебель, бабушка пыталась создать уют, делала покрывала и накидки с
мережкой из полотняных простыней, расставляла букеты в вазах, начищала