"Грегори Арчер. Конан и алтарь победы ("Конан") " - читать интересную книгу автора

девятнадцать - киммериец казался много старше своих сверстников-заморийцев
и, судя по всему, многое повидал на своем веку: шрамы и рубцы изрисовали его
тело, словно татуировка,- не каждый ветеран мог похвастаться таким числом
свидетельств о прошлых боевых похождениях. Несколько шрамов легло и на его
загрубевшее, загорелое, привлекательное, но не смазливостью, а волевыми
чертами, лицо. Длинные смоляные волосы свисали лохмами - видимо, им редко
приходилось иметь дело с гребнем. Был северянин угрюм и неразговорчив,
иногда по-юношески вспыльчив и несдержан во гневе. О своем прошлом
рассказывать не любил. (Поговаривали, будто варвар плечом к плечу с воинами
из племени эсир сражался против вониров и гипербореев, попал в
гиперборейский плен, бежал и... месяц назад впервые объявился в Шадизаре.)
Таков был киммериец. Но главное, было видно, что в нем таилась
недюжинная сила и необузданная энергия. Варвар производил впечатление
победителя, и это влекло к нему многих, особенно женщин. И это разбудило
женщину в Луаре.
Северянин стал частым гостем в "Пьяном вепре", быстро сошелся с местной
публикой. Вскоре все узнали, что он зарабатывает на жизнь воровством, но
здесь это, разумеется, никого не удивило и, тем более, не возмутило. И Луару
тоже.
Каждый вечер Луара ждала северянина, выбегала на каждое позвякивание
колокольчика, а когда варвар появлялся, старалась быть поближе к нему и
всякий раз придумывала повод, чтобы подсесть за его стол. А когда киммериец
уходил с какой-нибудь жрицей продажной любви (что случалось нередко), Луару
мучила смертельная ревность, она не могла сдержать слезы и придумывала для
ненавистной "соперницы" изощренные пытки. Конан - именно так звали варвара -
похоже, не видел в Луаре женщину. Он относился к ней, как к милой, веселой
дочери трактирщика, но не более. И это бесило девушку.
Луара подвела старика Аграмона как раз к тому столу, за которым сидели
Конан и двое его собутыльников - Лион, конокрад и весельчак, и незнакомый ей
человек, одетый, как обычно наряжаются странствующие маги, во все черное.
Старик и Луара сели с краю.
- Здорово, Аграмон,- узнал старца Лион.- А я думал, ты уже на небесах,
морочишь богам голову сказками про похождения, о которых они и сами не
помнят.
Конан и незнакомец рассмеялись.
- Тебе, Лион, не дожить до моих лет,- ответил Аграмон, отламывая кусок
от протянутой киммерийцем хлебной лепешки и принимая глиняный стакан с
вином.- Когда-нибудь ты подшутишь не над безобидным стариком, а над тем, кто
не прощает насмешек.
- Нет, на небеса мне еще рано: есть у меня одно незавершенное дельце...
Вот Конан говорит, что не умрет, пока не станет королем, а я говорю, что не
помру, пока не уведу вороного иноходца из конюшни коринфского шаха
Аль-Рияда. Я как-то видел их на прогулке - ну, коня и шаха. Что за конь!
Песня, а не конь! Украду, а там хоть в ад!
- А говорят,- вступил в разговор Конан,- у этого шаха и гарем не хуже
конюшни. Вот куда бы пробраться как-нибудь ночью...
Луара закусила губу. Потом решительно вмешалась в разговор:
- Я хочу послушать Аграмона. Расскажи что-нибудь!
Но сказителя опередил человек в черном:
- Знаю, что он расскажет. Нынче все эти говоруны болтают только об