"Михаил Ардов. Легендарная Ордынка" - читать интересную книгу автора

Михаил Ардов

Легендарная Ордынка

Видит Бог, я не хотел писать эту книгу. Друзья много лет уговаривали
меня сделать это, а я отнекивался, отказывался, убеждая их, что в моем
теперешнем положении, "в сущем сане", это и неловко, и, главное, неизбежно
несет в себе некий соблазн.
И все же я решил взяться за перо. Побудительной к тому причиной стали
не столько уговоры приятелей, сколько многочисленные публикации, в которых
мемуаристы искажают факты, где содержится ложь, а то и просто клевета на
дорогих моему сердцу людей. Существует даже попытка изобразить саму Ахматову
эдакой полубезумной старухой, которая на склоне лет окружала себя
"мальчишками"...
Итак - "Легендарная Ордынка". Выражение это вошло в наш семейный обиход
с легкой руки Анны Андреевны, впервые его употребил какой-то ее гость,
иностранец, который описывал свой визит в дом моих родителей.
Мне был год, когда меня привезли на ту квартиру, и я прожил там до
тридцати лет, так что словосочетание "легендарная Ордынка" для меня помимо
всего прочего означает - детство, отрочество и юность.

I

Я помню, я так отчетливо помню огромную толпу, множество людей, которые
заполнили всю платформу, балконы и лестницы... Помню напряженную тишину,
ненатуральное молчание, которое сковало всех, головы у людей подняты, и все
чего-то ждут, прислушиваются...
Это одна из первых в Москве воздушных тревог, мы прячемся в метро, на
станции "Комсомольская".
Вот мое самое раннее сознательное воспоминание. Только что разра-зилась
война, и меня везут с дачи, с Клязьмы - в Москву, на Ордынку. Я даже не
припоминаю, кто именно меня вез. Кажется, была няня Мария Тимофеевна и еще
кто-то. Быть может, даже мама... Зато совершенно явственно помню толпу на
вокзале, панику, звук сирены. Все толкаются, все спешат в метро, в
подземелье...
Сама дача на Клязьме вспоминается мне совсем смутно. Зеленый ухоженный
сад, веранда, соломенные кресла, фигура хозяйки... Родители говорили, что
была она дама характерная, притом эстонка, Розалия Яновна. А муж у нее был
русский, очень приветливый и добрый, совершенно подавленный своей властной
супругой. А она о нем отзывалась так:
- Мой муш кароший. Ефо фсе люпят. Только я ефо не люплю.
А вот еще одно смутное довоенное воспоминание. Зеленый забор, кусты и
два привязанных пса, две будки. Это Голицыно, задворки писательского дома...
Отец вспоминал, что собаки эти произвели на меня сильнейшее
впечатление. Он спросил меня, трехлетнего:
- Ты их боишься?
- А они не будут нас кусать? - сказал я.
- Кого - "нас"?
- Ну нас, Алдовых...
Самое удивительное, что я плохо помню свою няню - Марию Тимофеевну.