"Аристотель. Метафизика" - читать интересную книгу автора

отличалось, то это отличие было бы истинным [для него] и присуще лишь ему).
Но точно такой же вывод получается, если можно высказываться правильно,
когда разделяют утверждение и отрицание; и, кроме того, получается, что все
говорят и правду и неправду, и, кто это утверждает, сам должен признать, что
он говорит неправду. В то же время очевидно, что в споре с ним речь идет ни
о чем: ведь он не говорит ничего [определенного]. Действительно, он не
говорит да или нет, а говорит и да и нет и снова отрицает и то и другое,
говоря, что это не так и не этак, ибо иначе уже имелось бы что-то
определенное. Далее, если в случае истинности утверждения ложно отрицание, а
в случае истинности отрицания ложно утверждение, то не может быть
правильным, если вместе утверждается и отрицается одно и то же. Но может
быть, скажут, что мы этим утверждаем то, что с самого начала подлежало
доказательству (to keimenon).

Далее, ошибается ли тот, кто считает, что дело таким-то образом либо
обстоит, либо не обстоит, и говорит ли правду тот, кто принимает и то и
другое вместе? Если этот последний говорит правду, то какой смысл имеет
утверждение, что природа вещей именно такова? И если он говорит неправду, а
более прав тот, кто придерживается первого взгляда, то с существующим дело
уже обстоит определенным образом, и можно сказать (an), что это истинно и не
может в то же время быть неистинным. Если же все одинаково говорят и
неправду и правду, то тому, кто так считает, нельзя будет что-нибудь
произнести и сказать, ибо он вместе говорит и да и нет. Но если у него нет
никакого мнения, а он только одинаково что-то полагает и не полагает, то
какая, в самом деле, разница между ним и ребенком? А особенно это очевидно
из того, что на деле подобных взглядов не держится никто: ни другие люди, ни
те, кто высказывает это положение. Действительно, почему такой человек идет
в Мегару, а не остается дома, воображая, что туда идет? И почему он прямо на
рассвете не бросается в колодезь или в пропасть, если окажется рядом с ними,
а совершенно очевидно проявляет осторожность, вовсе не полагая, таким
образом, что попасть туда одинаково нехорошо и хорошо? Стало быть, ясно, что
одно он считает лучшим, а другое - не лучшим. Но если так, то ему необходимо
также признавать одно человеком, другое нечеловеком, одно сладким, другое
несладким. Ведь не все он ищет и принимает одинаковым образом, когда,
полагая, что хорошо бы, [например], выпить воды или повидать человека, после
этого ищет их; а между тем он должен был бы считать все одинаковым, если
одно и то же было бы одинаково и человеком, и нечеловеком. Но, как было
сказано, всякий человек, совершенно очевидно, одного остерегается, а другого
нет. Поэтому все, по-видимому, признают, что дело обстоит вполне определенно
(haples), если не со всем, то с тем, что лучше и хуже. Если же люди признают
это не на основании знания, а на основании одного лишь мнения, то тем более
им необходимо заботиться об истине, как и больному нужно гораздо больше
заботиться о здоровье, чем здоровому, ибо тот, у кого одно лишь мнение, в
сравнении со знающим не может здраво относиться к истине.

Далее, пусть все сколько угодно обстоит "так и [вместе с тем] не так",
все же "большее" или "меньшее" имеется в природе вещей; в самом деле, мы не
можем одинаково назвать четными число "два" и число "три", и не в одинаковой
мере заблуждается тот, кто принимает четыре за пять, и тот, кто принимает
его за тысячу. А если они заблуждаются неодинаково, то ясно, что один