"Владимир Павлович Аристов. Скоморохи " - читать интересную книгу автора

От волка от хищного,
От медведя лютого,
От зверя лукавого...

Ждан прислушивался, как пахари и женщины кликали заступника, и ему
казалось, как только смолкнут голоса кликальщиков, так и выедет на обочину
луга в светлых доспехах Егорий. Заснул Ждан под кустом, не дождавшись,
пока окончат пахари кликать заступника. Солнце грело ему спину. Лежал он,
прижавшись к теплой земле, и видел во сне конника. Конник сидел на белом
коне и копье над головой его горело солнцем. Вокруг лица лучилось сияние,
как у боженят на иконах в сельской церкви, только лицо не темное и
сердитое, а другое - светлое и доброе. Ждану хотелось запеть про доброго
Егория, заступника пахарей, но слов не было.
Проснулся Ждан, когда в поле темнело, вскочил на ноги. Малиново
горело над бором небо. Вечерние тени вставали над полем у опушки леса, и
Ждану казалось - не тени, а сам Егорий уперся железной шапкой в высокое
небо. Невысказанные слова томились на языке, но напрасно старался Ждан
сложить их в песню, как делал его отец Разумник...
Придет весна, и Ждана во дворе не удержать.
Поле Разумника тянулось к опушке бора. Пойдет весенний день к вечеру,
солнце спрячется за бором, суходревские отроки разбредутся по полям, а
Ждан - бегом в бор. Станет, схватит руками березу и так стоит. В сырых
сумерках деревья кажутся великанами, гукнет вечерняя птица, пронесется над
головой, захохочет кто-то у дальнего болота, прошмыгнет лиса, прошуршит
сухой листвой еж, где-то затрещат ветви, должно быть, идет косолапый
Михайло Иванович, а, может, и сам хозяин лесной - лешак.
Сердце у Ждана колотится, кажется, ухом сам слышит его стук, от
страха захватывает дыхание, еще крепче прижмется Ждан к стволу березы,
шепчет: чур меня, чур! Щелкнет соловей, за ним другой, третий, весь лес
оживет от соловьиного свиста. Страха у Ждана как не бывало. Слушает
соловьиный посвист, всякий свищет по-своему, и каждый свист Ждан умел
различать. "Этот вчера не свистал". Стоит Ждан, пока не начнет коченеть от
лесной сырости и ночного холода. Прибежит в избу, в избе уже все спят.
Мать проснется, окликнет с полатей: "Опять в бору пропадал?" А утром
возмется за веник: "Горе ты мое горькое, в кого ты, бесстрашный, уродился?
Ни лешак, ни медведь ему нипочем". Разумник хмурил брови, пускал в бороду:
"Ну, ну!" Любава кидала веник, знала - не даст Разумник стегнуть сына, сам
был он великий охотник до соловьев. Ждан выйдет из избы, засвищет
по-соловьиному, да так, что соседи только дивились. А Ждан думал:
"Соловьи, это что! Кто понимает, какие у соловья слова? Вот если бы
по-соловьиному петь да человечьими словами, - всем людям понятно бы было".
Смутные мысли роились в голове Ждана, рождались на языке туманные
слова и умирали, не слетев.
Время петь ему еще не пришло.
Часто Ждан переезжал в долбленом челне через речку Мызгу на ту
сторону, где за изгородями зеленели среди леса поля выжгинских пахарей и
стоял двор волостеля Курицы. Сын волостеля Волк играл с ним в ребячьи
игры. От матери Ждан слышал не раз, что родился он на свет в один день с
Волком. И даже Волк виноват был в том, что бабка Кудель, поспешивши к
волостелевой женке, забыла выставить рожаницам кашу.