"Владимир Павлович Аристов. Ключ-город " - читать интересную книгу автора

хозяйского глаза вконец заворуются.
Купец сощурился на размалеванную девку:
- Пан Андрий во вдовстве не бардзо страждет!
Дедевшин придвинул гостям серебряные чары, себе взял оловянный
достаканец. Федор подумал: "Скудно дворянин живет". На чарке прочитал
резаную по ободку памятную вязь: "Девичьего монастыря игумения Малания
челом ударила". Посмотрел на красивое лицо Дедевшина, чуть крапленную
серебром смоляную бороду. "За бороду, лицо белое да другое что била
игумения челом".
Ондрея Дедевшина Федор впервые увидал, когда возвращался из-за рубежа
на Русь. Дедевшин был послан в Литву с детьми боярскими сопровождать
русских послов на посольский съезд. Дедевшин восхищался зарубежными
порядками, а более всего шляхетскими вольностями. На слова Федора, что в
Литве воля только панам да шляхте, а черным людям житье горше, чем на
Руси, отмахивался: "Были бы дворяне да дети боярские в чести, а черным
мужикам на лучших робить, - так от века положено". За двенадцать лет, что
прошли с тех пор, Дедевшин лицом изменился мало, помнил только Федор, не
было тогда серебра в смоляной бороде дворянина, но по-прежнему такой же
кряжистый, румяноликий.
Неустройству дедевшинского жилья Федор не удивился. В приказной избе
как-то слышал разговор дьяков: Ондрюшка Дедевшин прежде по выбору служил,
ныне охудал. А охудал потому, что вина заморские да кафтаны дорогие не в
меру возлюбил. В долгу - что в шелку. Духовскому игумену повинен двадцать
рублев да троицкому двадцать. Закладной же монахи не взяли, плакали теперь
у молельщиков денежки.
Девка принесла пироги, поставила блюда с жареной яловичиной. Дедевшин
налил гостям вина из оловянного кувшина, хлопнул девку ладонью.
- Все, Овдотька, что есть в печи, на стол мечи, для гостей не жалей.
Пили вино, мед смородинный, мед малиновый. Крыштоф рассказывал о
Польше, о немецком городе Амбурге, жаловался, что польским купцам, кроме
самых больших, кому царь позволит, - нет проезда в Москву, а указано
товары продавать в Смоленске, и от того купцы терпят убытки. Был он сведущ
не только в торговле, но и во многом другом, а более всего в военном деле.
Хвалил итальянских инженеров, приглашенных королем Сигизмундом строить
крепости и обучать строительному делу королевских людей.
Из рассказов Крыштофа Федор не проронил ни слова. От меда и вина
кружилась голова. Вспомнил мастер и протопопа Ерему, испытывавшего его
твердость в христианской вере, и бояр, спесиво взиравших на
облатынившегося мастера, и многое другое. Заныла старая обида, что вот уже
десять лет носит в сердце.
Затуманившимися глазами смотрел Федор на сухощавое лицо купца. Не
демон ли искуситель лисовидный человек в желтом кунтуше, не прелестник ли,
соблазняющий его видениями молодости? Не сбылась дерзновенная мечта
мастера, - обучивши каменному делу русских людей, превратить Москву в
город прекраснейший. Поставит Федор в Смоленске каменный город, будут
удивляться люди грозным башням и красоте саженных зубцов на неприступных
стенах, а за каменными стенами - черные избы, теснота, смрад. Не бросить
ли все, не уйти ли опять в чужие земли от воющих калик, подъяремных
мужиков, спесивых бояр и лихоимных дьяков?
Крыштоф отпил меду, причмокнул: