"Михаил Армалинский. Детский эротический фольклор [sex]" - читать интересную книгу автора

том, что встречи с этим парнем продолжались, и у них закрутилась любовь.

А мать меня ругать:
"Ах ты сука, ах ты блядь!
Ты кому дала ебать?!"


Нарушение строфики и внесение триолета в четырёхстрочную строфу должно
свидетельствовать о высшем негодовании матери, которая не стесняется
использовать мат по отношению к дочери. Как мать могла узнать об её увечьи?
- только по кровотечению. Оно, скорее всего, говорит о выкидыше. Либо это
кровотечение могло быть результатом аборта.

Не твоё, мамаша, дело!


Здесь дети видят желанный и, главное, осуществлённый бунт против родителей,
чуть ли не геройскую смелость - не позволить матери подавлять твою половую
жизнь. И неопровержимым аргументом правоты героини является
нижеследующая строка:

Не твоя пизда терпела!


Кроме того, слово "терпела" намекает на нечто неприятное, даже болезненное,
но, несмотря на это, желанное, поскольку героиня продолжала заниматься тем,
что привело к увечью.

Кому хочу тому и дам
свой мохнатый чемодан!


Это апофеоз, и мораль, и лозунг свободы, о которой мечтают дети, желая
стать взрослыми, ибо они уверены, что тогда смогут делать всё, что захотят,
или, по меньшей мере, то, что им сейчас запрещается взрослыми. Воплощение
всех свобод в сексуальной свободе является наиболее ярким и понятным. В
этом заявлении особенная привлекательность состоит для девочек, которые
традиционно более подавляемы родителями и обществом, чуть дело доходит до
половых отношений. Для девочки это является образцом исполнения тайных
желаний, которые вовсе не осознаны до таких деталей, но которые становятся
инстинктивно узнаваемыми при произнесении этого заклинания. Мальчики же
тоже произносят эту фразу с торжеством, ибо предчувствуют, что такая
постановка вопроса девочками, автоматически разрешит для них проблемы
доступности половой жизни, доступности девочек.
И самое чарующе-страшаще-непонятное - это монстр-волшебник, он же
волшебница, "мохнатый чемодан". Помню, слово "мохнатый" вполне вписывалось
в образ женской тайны, которая, как я знал, сокрыта волосами, но "чемодан"
мне казался грубым преувеличением по размерам и форме - тайна
неправдоподобно представлялась мне прямоугольной, фанерной, с
металлическими блестящими углами.