"Андрэ Арманди. Тайны острова Пасхи " - читать интересную книгу автора

Я беру браунинг; сухим ударом выбрасываю оставшийся в дуле заряд и
бросаю гному. Он исследует его и кажется в высшей степени довольным:
- Хе, хе! Нет, клянусь Эзопом, это было серьезно. Маленькая капсюля из
красной меди носит отпечаток курка и ясно подтверждает ваше решение; если бы
гремучая ртуть была хорошего качества, то неразрешимый вопрос о "том свете"
был бы в настоящее время уже решен для вас... если в таких случаях может
быть какое-нибудь решение. Я не думал, что приду так поздно. Значит, молодой
человек, вы хотели уничтожить себя, в тридцать лет!
Он снова обводит взглядом комнату. Указательный палец протягивается к
портрету, стоящему на столике у изголовья, и лицо сияет от радости:
- Из-за этого?
И он разражается непрерывным кудахтаньем:
- Из-за женщины! Из-за женщины! Убить себя! Невообразимое безумие!
Он поднимается и схватывает меня за руку сухими своими пальцами:
- Молодой человек, взгляните на меня: мне шестьдесят шесть лет и я
урод. И несмотря на это - ни на одно мгновение, ни на мгновение блеска
молнии не переставал я любить жизнь в течение этих шестидесяти шести лет и
не испытывал сожаления от того, что я некрасив.
Заставив работать мозг, который скрыт под этим черепом, я развил в нем
как бы мускулы. В эту черепную коробку я собрал всю сумму человеческих
знаний. Тот, кто разбил бы ее в своем гневе - а об этом кто-то подумал ?
(его страшные глаза издеваются надо мной), сделал бы худшее, чем если бы
предал огню все библиотеки всего мира, потому что я перешагнул через
современные границы науки и вкусил несравненную радость - пробегать по ее
неисследованным полям, где меня никто не опередил и не обогнал. Я думаю, что
такое же чувство было бы у авиатора, если бы ему было дано вылететь за
границы земной атмосферы и парить в ледяном эфире. Какое телесное
наслаждение может сравниться с этим?
Я мог бы, если бы придавал ценность погремушкам тщеславия, вкусить все
почести, к которым так стремятся все ученые. Из мозга моего я сделал храм и
музей, в который никто не проник и в котором собраны все энциклопедии всего
мира. В шестьдесят шесть лет я пережил все циклы веков минувших и
предчувствовал циклы веков грядущих!
И все это я мог сделать только потому, что от самой нелепой юности я
вычеркнул, вымарал, вытравил из моей жизни то нелепое чувство, тот род
болезни, впрочем, в значительной мере излечимой, которую называют любовью.
А вы, неразумное дитя, хотели убить себя из-за женщины!
Этот высокомерный старик приводит меня в дрожь своим желанием заставить
признать, что это он презирает любовь, в то время как сама любовь питает
презрение к этому кощею. Но я не успел сказать ему это, потому что он уже
прочел мою мысль и уже издевается, невыносимо хихикая:
- Хе, хе! Я сказал любовь, но не женщина, потому что, использовав
некоторые свои самые незначительные идеи, я стал очень богат, а женские тела
очень доступны, когда золотой ключ, открывающий их, стоит достаточно дорого.
Мне не приходилось встречать непокорных, и вот эти самые руки, какими бы
уродливыми они вам ни казались, в свое время обнимали самые роскошные тела.
Слушать, как этот уродливый карлик восхваляет, издеваясь, единственную
вещь в мире, которою я дорожу, - это больше того, что я в силах вынести. И я
хлещу его словами, как кнутом:
- Вы только выполняли телодвижения и знали лишь свою собственную