"Фернандо Аррабаль. Необычайный крестовый поход влюбленного кастрата, или Как лилия в шипах" - читать интересную книгу автора

знававшие лучшие дни и растерявшей свое масло. Тео был человеком
бездеятельным и до того своеобычным, что казалось, будто он денно и нощно
сдает экзамен по классу танца святого Витта, но sotto voce,{22} что делало
его па еще разнообразнее.
По словам полиции, Тео убивал одного за другим всех, кто любил его,
поскольку был он юноша степенный и ответственный, не в пример многим другим,
не вертопрах, не верхогляд и не зануда. Комиссар уперся рогом, перебив
китайских болванчиков, потому что не желал видеть в линиях руки дистанцию,
отделяющую любовь от утешения.
Так велись в наше время полицейские расследования на современный лад -
ни шатко ни валко, без тени рояля и без попытки выслушать мнение жертв,
высказанное посмертно и громогласно.
Полиции, чем докучать честным людям и пудрить им мозги, следовало бы
делать свое дело со щитом, а не на щите. Времена тогда были смутные и
небезопасные, особенно в самых охраняемых районах, но полицейские чины,
вместо того, чтобы искать виновных в краже суассонской вазы{24} перед своими
инспекторами посвящением, которое я отнюдь не собирался преподносить ему на
серебряном подносе, даже согласись он ради этого позолотить пилюлю.
Генеральный директор министерства здравоохранения и председатель
Гильдии врачей имели не больше оснований ожидать от меня посвящения - на то
было четыре причины: во-первых, они покупали птифуры в консульстве
Патагонии, вторая причина та же, только погуще, и, наконец, в-третьих, чтобы
никто не догадался. Всякий раз, когда я думал об этой парочке остолопов in
partibus,{25} мне изменяло мое легендарное и желчное хладнокровие, даже если
в тот день на мне были шведские носки, которые, как известно, лучше всех и
много теплее спичек того же происхождения. Кому, задавал я себе законный
вопрос, может прийти в голову, что я посвящу мой роман, подобный зеркалу с
сюрпризом, двум столь грязным душонкам - грязным даже после ножной ванны,
которую, впрочем, они никогда не принимали, предпочитая ванну сидячую? Что
красноречиво свидетельствует об уровне воды и серого вещества, скорее даже
черного и размягченного, как очковый ящер и паук в поисках чердака. Vade
retro... tu quoque fili?{26}


XXIX

Когда больные желали обедать, телефон звонил, не переставая. Сесилия,
восторг мой несметный, громко кричала, призывая Тео, а тут еще мышь по имени
Гектор хотела знать, воротясь из-за ворот, необходимо ли в другой жизни
чистить зубы... но именно в это самое время я, попутно уравнивая чаши весов
и мер, писал посвящение к роману.
Как ни прискорбно, мне не удалось на голубом глазу отыскать в
боргезианской библиотеке Корпуса Неизлечимых, тогда еще не открытого за
недостатком оснащения, исчерпывающего и глубинного труда о посвящениях
шедевров по часовой стрелке. Долго ли, коротко, пришлось просить совета у
мыши по имени Гектор, у Сесилии, меда моего иудейского, и, наконец, у Тео, в
порядке убывания, силлабическом и подобном петлям вязания. Из этой ассамблеи
судей я удалил правительства, по обоюдоострым причинам... тех самых членов,
которые присудили мне награду с оглушительным цинизмом: что бы им подумать о
бедных сиротах, что скитаются по белу свету без страха и припека и не могут