"Хуан Хосе Арреола. Побасенки " - читать интересную книгу автора

старушек, приверженок позитивизма. Ужасное известие до них не дойдет, они
очень далеки от житейского шума. В их глазах я останусь бледным юношей, что
бодрыми терцетами проклинает божественную красоту и выжимает из публики
слезы своей белокурой шевелюрой.
Меня очень беспокоят долги перед будущими критиками. Я могу заплатить
лишь тем, что имею. Я получил в наследство чулок, набитый затертыми
образами, и принадлежу к поколению блудных детей, которые пускают на ветер
деньги отцов, но не могут сколотить состояние своими руками. Все, что
родилось в моей голове, я получил лежащим в тесном футляре метафоры. Никому
не смог я поведать ужас одиноких ночей, когда божественное семя вдруг
начинает прорастать в бесплодной душе.
Существует дьявол, который наказывает меня, выставляя на посмешище. Это
он диктует почти все, что я пишу, и моя бедная душа, не находя подмоги,
захлебывается в потоке строф.
Уверен, что, если бы я вел жизнь более здоровую и упорядоченную, то мог
бы во вполне приличном виде перейти в грядущий век. Туда, где новая поэзия
ожидает всякого, кто стремится спастись от губительного девятнадцатого века.
Но чувствую себя лишь обреченным повторять себя и других.
Когда я думаю о месте, которое мне отведут в будущем, мне
представляется молодой критик, говорящий со свойственным ему изяществом: "А
вы, любезный, если вас не затруднит, отойдите немного назад. Туда, к
представителям романтизма".
И я побреду со своей шевелюрой, опутанной нитями паутины, представлять
в свои восемьдесят лет старомодные тенденции замогильными стихами, каждый
раз все более неудачными. Нет, господин хороший. Вы не скажете мне: "Будьте
добры, отойдите немного назад". Я уйду прямо сейчас. То есть я предпочитаю
остаться здесь, в этом удобном романтическом склепе, и пусть мне выпадет
роль оторванной пуговицы, роль семени, сметенного вредоносным дуновением
скептицизма. Короче говоря, благодарю
покорно.
А уж как зарыдают по мне под сенью кладбищенских кипарисов девушки в
розовом! Никогда не будет недостатка ни в дряхлых старичках-позитивистах,
превозносящих мои бравады, ни в сардонических юношах, разгадавших мой секрет
и тайком проливающих по мне мутные слезы.
Слава, которую я полюбил в восемнадцать лет, в двадцать четыре
представляется мне чем-то вроде похоронного венка, который разлагается в
сырой могиле, источая зловоние.
На самом деле, я хотел бы совершить нечто демоническое, но пока ничего
такого не приходит мне в голову.
По крайней мере, мне хотелось бы, чтобы не только по моей комнате, но и
по всей мексиканской литературе разлился горьковатый аромат ликера, который
я собираюсь выпить, дамы и господа, за ваше здоровье.


ЭПИТАФИЯ


Метким ударом он оборвал жалкую жизнь Филиппа Сермуаза, плохого
священника и еще более плохого друга. В Наваррском коллеже он - сотоварищи -
украл двести экю, и дважды его шея могла бы узнать, сколько весит его зад.