"Хуан Хосе Арреола. Побасенки " - читать интересную книгу автора

Прельщенный высшим саном манихеев, Синесий Родосский счел возможным
включить в свои умозаключения Люциферово войско и допустил демонов в
качестве саботажников. Они вплетают в основу полотна, сотканного ангелами,
свою собственную пряжу, обрывают нить наших благих помыслов, смешивают
чистые цвета, воруют шелк, золото и серебро, подменяя их грубой холстиной. И
человечество демонстрирует Всевышнему свой жалкий коврик, где линии
оригинального рисунка искажены самым печальным образом.
Синесий прожил жизнь, вербуя работников, которые трудились бы на
стороне добрых ангелов, но у него не было последователей, достойных
уважения. Известно только, что Фавст, патриарх манихейский, будучи уже
старым и дряхлым, возвращаясь с памятной африканской встречи, на которой его
высек святой Августин, остановился на Родосе, чтобы послушать проповеди
Синесия, и последний решил вовлечь патриарха в свое безнадежное дело. Фавст
выслушал воззвания ангелофила со старческой уступчивостью и согласился
отдать ему внаем худое суденышко, на которое Учитель рискнул погрузиться со
всеми своими учениками. В тот день небо предвещало грозу, и с тех пор, как
они отплыли от берегов Родоса, о них ничего не известно.
Ересь Синесия не получила никакого названия и исчезла с горизонта
христианства. Она даже не удостоилась чести быть официально осужденной на
Вселенском соборе, хотя Евтихий, аббат из Константинополя, представил членам
синода пространное сочинение "Против Синесия" , которое никто так и не
прочитал.
Хрупкая память о нем затонула в море страниц, кои мы называем
"Греческой патрологией" Поля Миня.


1952


МОНОЛОГ НЕПОКОРНОГО


Я овладел сиротой той самой ночью, которую мы провели при дрожащем
свете свечей у тела ее отца. (О, если бы я мог сказать то же самое другими
словами!)
Поскольку все в этом мире становится явным, весть о случившемся
достигла ушей старикана, смотрящего на наш век сквозь злобные стекла своего
пенсне. Я имею в виду того старого господина, который руководит мексиканской
словесностью, напялив ночной колпак, неизменный головной убор сочинителей
мемуаров, и который прошелся по мне своей разъяренной тростью прямо посреди
улицы, при полном попустительстве местной полиции. Кроме того, на меня был
обрушен едкий поток оскорблений, гневно исторгнутых пронзительным голосом. И
все благодаря тому, что бестактный старец - черт бы его побрал! - был
влюблен в ту самую нежную девушку, которая отныне питает ко мне отвращение.
О горе! Меня ненавидит даже прачка, несмотря на нашу долгую безобидную
связь. А прекрасная наперсница, которую народная молва нарекла моей
Дульсинеей, не пожелала выслушать сердечные жалобы своего страдающего поэта.
Думаю, что меня презирают даже собаки.
К счастью, эти гнусные сплетни не могут достичь ушей моей дорогой
публики. Я - певец аудитории, состоящей из застенчивых девиц и напудренных