"Хуан Хосе Арреола. Побасенки " - читать интересную книгу автора Прельщенный высшим саном манихеев, Синесий Родосский счел возможным
включить в свои умозаключения Люциферово войско и допустил демонов в качестве саботажников. Они вплетают в основу полотна, сотканного ангелами, свою собственную пряжу, обрывают нить наших благих помыслов, смешивают чистые цвета, воруют шелк, золото и серебро, подменяя их грубой холстиной. И человечество демонстрирует Всевышнему свой жалкий коврик, где линии оригинального рисунка искажены самым печальным образом. Синесий прожил жизнь, вербуя работников, которые трудились бы на стороне добрых ангелов, но у него не было последователей, достойных уважения. Известно только, что Фавст, патриарх манихейский, будучи уже старым и дряхлым, возвращаясь с памятной африканской встречи, на которой его высек святой Августин, остановился на Родосе, чтобы послушать проповеди Синесия, и последний решил вовлечь патриарха в свое безнадежное дело. Фавст выслушал воззвания ангелофила со старческой уступчивостью и согласился отдать ему внаем худое суденышко, на которое Учитель рискнул погрузиться со всеми своими учениками. В тот день небо предвещало грозу, и с тех пор, как они отплыли от берегов Родоса, о них ничего не известно. Ересь Синесия не получила никакого названия и исчезла с горизонта христианства. Она даже не удостоилась чести быть официально осужденной на Вселенском соборе, хотя Евтихий, аббат из Константинополя, представил членам синода пространное сочинение "Против Синесия" , которое никто так и не прочитал. Хрупкая память о нем затонула в море страниц, кои мы называем "Греческой патрологией" Поля Миня. 1952 МОНОЛОГ НЕПОКОРНОГО Я овладел сиротой той самой ночью, которую мы провели при дрожащем свете свечей у тела ее отца. (О, если бы я мог сказать то же самое другими словами!) Поскольку все в этом мире становится явным, весть о случившемся достигла ушей старикана, смотрящего на наш век сквозь злобные стекла своего пенсне. Я имею в виду того старого господина, который руководит мексиканской словесностью, напялив ночной колпак, неизменный головной убор сочинителей мемуаров, и который прошелся по мне своей разъяренной тростью прямо посреди улицы, при полном попустительстве местной полиции. Кроме того, на меня был обрушен едкий поток оскорблений, гневно исторгнутых пронзительным голосом. И все благодаря тому, что бестактный старец - черт бы его побрал! - был влюблен в ту самую нежную девушку, которая отныне питает ко мне отвращение. О горе! Меня ненавидит даже прачка, несмотря на нашу долгую безобидную связь. А прекрасная наперсница, которую народная молва нарекла моей Дульсинеей, не пожелала выслушать сердечные жалобы своего страдающего поэта. Думаю, что меня презирают даже собаки. К счастью, эти гнусные сплетни не могут достичь ушей моей дорогой публики. Я - певец аудитории, состоящей из застенчивых девиц и напудренных |
|
|