"Елена Арсеньева. Шальная графиня" - читать интересную книгу автора

сошелся. Звал под венец - она со злобою отказалась. Так и жили. Скоро после
того прибрела к ним Фимкина сестра, поселилась, не спросясь особо.

Все сие выложил Федор без охоты, скупыми словами, и Елизавета опять
подумала, что все непросто. Ох, как непросто...
- Помню, барыня, - вдруг вымолвил он, поворотя к ней лицо со странно
расширенными глазами, - когда поднял ее с могилки, Фимку-то, вдруг смерклось
все, ровно не рассвет восходил, а ночь наступала... Тихо, холодно сделалось!
Как бы дыхание затаилось у всего, что вокруг. А ночью тою, слышь-ко, снилось
мне, словно средь зимы, на снегу, задавили меня две змеищи крылатые...
- Злая твоя Ефимья. Сущая змея! - Елизавета вспомнила сцену на крыльце.
Федор кивнул:
- Злая, истинно. Боюсь я ее. Давеча занедужила, скрутила ее какая-то
лихоманка. Я ей малины заварил, а она бормочет: "Дай лучше крови
высушенной!" Потом опамятовалась: это, мол, тебе почудилось, это я в бреду.
Может, и так оно...
- Господи! - Елизавета перекрестилась похолодевшею рукою. - Да как же
ты? Зачем тебе все это?!
Он помолчал.
- Слыхала ли ты, барыня, что говорят знающие люди? Будто смерть лишь
поначалу страшна, а как войдешь в тот коридор, и ворочаться не хочется?.. А
если Фимка простить мне не может, что вернул ее?.. К жизни вернул. Вот и
живу меж двух огней: Фимка меня ненавидит, что от смертных врат отвел,
они... - Федор повел рукою вокруг, - они за то, что у них ее отнял.
- Ну, знаешь, Федор! Можешь поверить: им на тебя не за что быть в
обиде, - сказала Елизавета.

Ах, как же кипела, буйствовала вокруг черемуха! Опьянелый ветер бушевал
в верхушках, и аромат ее, до боли в сердце, сладостен. Бился от счастья
жизни белый мотылек в косом солнечном луче. И светло, светло было в
бездонной выси! Не хотелось в тот миг думать о смерти. И никакое
предчувствие не захолодило Елизавете сердце.

4. Кладбищенский страж

Не прошло и полугода, как рамки Нижнего уже сделались тесны Вольному!
Настало лето, и его вновь поманили к себе волжский плес и окрестные леса.
Виделись они с Елизаветою теперь редко. Она больше довольствовалась слухами
о Гришке-атамане, чем общением с ним.
А ему не было угомону! Изобретательность его оказалась такова, что даже
сбившиеся с ног солдаты порою недоумевали, то ли матом крыть неуловимого
вора, то ли смеяться неистощимости его причуд. Собственно кража и собственно
добыча влекли его куда меньше, чем необходимость нагородить вокруг каждого
дела плетень уверток, уловок, подходцев, отвлекающих маневров... Даже
пропитание для соумышленников добывал он, не покупая или крадя, а ошеломляя
округу затейливостью самого малого своего предприятия.
Как-то, придя в Арзамас, шайка Вольного отыскала на окраине пустую избу
и устроила в ней нечто вроде калашного заведения. Оконце затянули бычьим
пузырем, чтоб не видать было, что происходит внутри. Лишь только настало
утро, удалые молодцы Вольного начали в избе тереть камень о камень, дабы