"Иван Арсентьевич Арсентьев. Короткая ночь долгой войны" - читать интересную книгу автора

Почему же мы несли такие потери? Плохие летчики летали на "илах"?
Самолет был скверный, сильно уязвимый? Ни то, ни другое, хотя... Задумал его
конструктор Ильюшин как двухместный бронированный противотанковый,
оснащенный, кроме бомб, пушек и пулеметов, также ракетами. Для обороны
задней полусферы от атак истребителей планировался воздушный стрелок с
крупнокалиберным пулеметом, но... Некоторые руководители, имевшие смутное
представление о тактике авиации вообще, а нового рода, штурмовой, в
частности, решили, что двухместный "ил" советским ВВС не нужен. В серию был
запущен одноместный. И вот результат: высота боевой работы полсотни метров,
"бреющий полет", скорость триста - триста пятьдесят километров в час -
сбивай без опаски! Особенно безнаказанно свирепствовали "мессеры" - сзади
лупили так, что щепки сыпались...
На таких самолетах мы с Ворожбиевым и воевали осенью и зимой 1942-1943
года. Лишь весной наконец-то появились братцы-стрелкачи, и война
продолжалась менее для нас убийственная.
На фронт Михаил прибыл многоопытным инструктором. Перед войной он был
начальником летной части Николаевского аэроклуба. В авиации была, есть и
останется навсегда закономерность: чтоб летать хорошо, надо летать много. Уж
чего-чего, а летать Ворожбиев умел в любое время суток и в любую погоду. И
не только сам умел, но и других учил.
Новую технику - Ил-2 - Михаил освоил в полку за какие-то две недели и
стал летать на боевые задания ведомым. Но начальство, узнав, чем он
занимался прежде, бесцеремонно прервало его штурмовые дела и вернуло на
старый "кукурузник". Ворожбиев доставлял в штабы различные пакеты, развозил,
куда прикажут, офицеров связи, а также всякий начальный и подначальный люд.
- Не война, а баловство! Мотаюсь, как трехнутый...- возмущался Михаил,
Он трижды обращался к исполняющему обязанности командира полка, упрашивал
посылать на штурмовки, а не гонять по донским станицам, по майор Барабоев,
прибывший откуда-то после гибели прежнего командира, обремененный неведомыми
нам, рядовым летчикам, заботами, занятый по горло служебно-земными делами,
отмахивался: дескать, ему лучше знать, чем кому заниматься и кого куда
посылать.
Однажды, получая в штабе дивизии очередное задание, Михаил пожаловался
комдиву:
- Мне стыдно, товарищ полковник, носить форму военного летчика. Мои
това-рищи каждый день летают на смерть, а я...
Комдив посмотрел на него исподлобья, недовольно хмыкнул.
- Ты вот что, товарищ Ворожбиев, брось, громкие слова. Смерть,
подвиг... То, что тебе доверили ныне, может быть, и есть самое главное, тот
самый под-виг. Немцы напирают огромной массой, - ткнул он пальцем в карту на
столе, - а у нас на дивизию всего два десятка "илов". Понимаешь, какие
потери огромные? Во имя чего? Да во имя того, чтоб ценой собственной жизни и
техники помочь на-земным войскам продержаться подольше на своих рубежах.
Летчики выкладываются до предела, я знаю. Они своими глазами видят, что
творится на поле боя, ведут разведку. Но как передать данные командованию,
когда телефонная и радиосвязь нарушены? Короче, у нас нет другого летчика,
который смог бы сработать, как вы.
- Есть! Есть! Я назову нескольких, летают на У-2 не хуже меня.
Комдив поморщился.
- Возможно. Однако речь у нас не о технике пилотирования. Под нами