"Леонид Ашкинази. Единственный мужчина у нас в правительстве - Голда" - читать интересную книгу автора

всегда хватает еды". Действительно, жизнь была трудной, денег не хватало,
родился второй ребенок, за детский сад для первого ребенка Голда платила
"бартером" - стирала белье всего детсада. Но хуже всего - вспоминает Голда
Меир - было то, что она была одна, не была, как в Мерхавии, частью
коллектива, членом динамичного сообщества.
Для анализа биографии будущего премьер-министра важно еще вот что. Эти
годы в Иерусалиме были для нее годами, можно сказать, некоторой изоляции от
общества, точнее - изоляции от политики. Она сама пишет "я не знала никого,
кроме своего ближайшего окружения". Она просто жила - как тысячи еврейских
женщин. Но нечто национальное - вроде бы не религиозное, но кто может это
определить? - было внутри нее. Она пишет, что когда увидела Стену Плача,
"чувства мои изменились... Стена не осталась ко мне немой".
Экономика Палестины была в кризисном состоянии. Во-первых, она была не
развита; а значит, было мало рабочих мест, да и капитал было не во что
вкладывать. Трудно инвестировать в голую землю. Кроме того, арабский труд
был весьма дешев. И наконец, британская администрация явно проявляла
враждебность к евреям. Проблема громоздилась на проблему. Как саркастически
замечает Голда Меир, "еврейский национальный очаг не процветал".
В 1926 году в Палестину приезжают родители Голды. В Милуоки отец
накопил немного денег и купил в Палестине два участка земли - для того,
чтобы жить в ней. Он сам построил свой дом, стал членом местной синагоги,
начал исполнять в ней функции кантора, вступил в кооператив плотников. Потом
они с женой организовали столовую и, хоть эта идея оказалась удачной, все
равно жили весьма бедно.
В один прекрасный день Голде предложили работу в аппарате Гистадрута в
Тель-Авиве. Это означало переезд и конец попыток полностью посвятить себя
семье. "Но - пишет в своих воспоминаниях Голда Меир - за четыре года я уже
поняла, что мое замужество оказалось неудачей". Обратите внимание, как она
формулирует - не "наш брак", а "мое замужество". Она вполне трезво отдает
должное отцу своих детей. "Он навсегда остался частью моей жизни - и, уж
конечно, жизни наших детей. Узы между ним и детьми никогда не слабели. Они
его обожали и виделись с ним очень часто. У него было, что им дать, как
было, что дать мне, и он оставался для них прекрасным отцом даже после того,
как мы стали жить раздельно.....он жил богатейшей внутренней жизнью, куда
более богатой, чем моя, при всей моей активности и подвижности - и это
богатство он щедро делил с близкими друзьями, с семьей и, прежде всего, со
своими детьми". Хорошие слова, наверно, справедливые, хотя и удивительно
трезвые. Остается непонятным все-таки одно - почему распался этот брак?
Просто потому, что общественная работа оказалась для девочки Голды важнее
семьи? Но все мы знаем ситуации, когда существуют браки, в которых муж
погружен в работу - просто работу, или общественную - по самые уши. И
ничего, по крайней мере ничего катастрофического не происходит. Жена немного
страдает, немного гордится, немного помогает... или много, как жена Хаима
Вейцмана. Но брак существует. Неужели дело в том, что то, что умная жена
"прощает" мужу, а даже умный муж не прощает жене?
Но так или иначе, а Голда Меир с детьми переезжает в 1928 году в
Тель-Авив (муж живет в Иерусалиме и ездит к ним на уикенды). Дети идут в
школу, мама - работать, в "Женский рабочий совет" - подразделение
Гистадрута. Это была, как позже напишет Голда, первая и последняя женская
организация, для которой она работала. В основном она занималась