"Бернард Эшли. Терри на?ограде (Повесть) " - читать интересную книгу автора

вернется, задам ему перцу. А сейчас пойду отчитаю как следует Трейси. Нечего
ей заводить ссоры, не маленькая.
А потом Джек поступил совсем странно, так не бывало уже давным-давно.
Повернул жену к себе и взял ее лицо в ладони, как знаток берет редкую вазу.
Ну совсем как в каком-то романтическом фильме. От рук его еще исходил острый
запах монет, которые он считал весь день на службе. Но как хорошо ей стало,
точно в далекие-далекие времена, и сразу полегчало на сердце.
Джек поцеловал ее, опустил руки и пошел к двери.
- Пойду загляну к Трейси, - сказал он. - А ты пока приготовь мне
обещанную чашечку чаю, ладно?
Глэдис улыбнулась ему сквозь слезы и виновато шмыгнула носом.
- Ну конечно, Джек. Прости, что я распустила нюни. Но понимаешь...
- Понимаю, Глэдис.
Наконец-то он сказал эти слова. Теперь все в порядке. Как Терри знал,
когда надо было попросить прощенья, так знал и Джек, что надо сделать, чтобы
унять разыгравшиеся страсти. Он так и сделал, теперь жизнь опять может войти
в привычную колею.
- А к чаю есть что-нибудь вкусненькое?
Глэдис оглядела кухню, где все было вверх дном, и вздохнула. Что бы ни
случилось, а хозяйство не ждет. Но ей, конечно же, полегчало, и она уже не
огорчалась, что не удалось приготовить своим лакомство поинтереснее.
- Ты не против рыбных палочек и заварного крема?
- Готов есть хоть каждый день, - сказал Джек, - особенно твоего
приготовления...
Глэдис опять улыбнулась. Это прозвучало совсем как в ту далекую пору.
Выходит, есть толк и от сегодняшней катавасии...

Пустошь, отделявшая верхнюю, некогда фешенебельную часть района от
низкого берега реки, была сама разделена надвое; никакой границы тут не
было, но одна половина резко отличалась от другой. Плоская пустошь, вся
ровная, точно гладкое зеленое покрывало, и не огороженная, протянулась на
восемьсот метров от улицы высоких домов у подножия Фокс-хилла до эстрады для
оркестра и неровного ряда растущих как попало старых кустов можжевельника,
где она вдруг пропадала из виду, обрывалась в "лощину" - теперь уже
покрывало скомканное, свисавшее до полу, - круто спускавшуюся к докам.
Плоскую пустошь облюбовали мальчишки, собаки и старики пенсионеры, а летом,
по воскресеньям, эта ровная, густо поросшая травой площадка привлекала
игроков в крикет. К пустоши обращены были фасады викторианских особняков, и
оттого здесь отчасти сохранился дух былых времен, когда сюда приходили
прогуляться, людей посмотреть и себя показать. Лощина же, наоборот, была для
тех, кто искал уединения: в тени укрывались влюбленные, в кустах
можжевельника мальчишки-школьники, изображая индейцев, преследовали ковбоев,
а иногда здесь тихонько сидела или медленно прохаживалась какая-нибудь
одинокая душа.
Даже в самый яркий солнечный день на дне лощины сумрачно и угрюмо. Над
головой сплетаются верхние ветви исполосованных ножевыми шрамами деревьев, а
пыль и камни истоптаны поколениями бегающих здесь и дерущихся мальчишек. В
дальнем, самом глубоком краю, где лощина граничит с унылыми улицами,
подступающими к докам, в закрытом металлической крышкой кирпичном
канализационном колодце каким-то нездешним, приглушенным сыростью эхом