"Хьелль Аскильдсен. Окружение " - читать интересную книгу автора

не делает из того, что ее душенька желает? Ничего, огрызается она. Ну вот
видишь. Но она не видит и спрашивает: что? Может быть, все как раз и делают
то, что им хочется. Эта мысль впервые пришла ему в голову, и он впадает в
раж: мы совершаем только то, что должны, и все равно раскаиваемся потом,
хотя это бесполезно и ненужно, но мы не можем себя унять. И вдруг ему
становится ясно как дважды два, что и им, и всеми управляет нечто столь
огромное, что человеку не под силу его увидеть, и что на самом деле
человек - то же судно, да-да, судно. Раздумья Марии движутся своим чередом,
она как раз добралась до ответственности и чувства долга и открывает рот со
словами, что он может говорить что угодно, но есть вещи правильные, а
есть - преступные, и дважды два - всегда четыре, и на что стал бы похож
мир, если бы никто не думал о ближнем? Естественно, отвечает он, разве он
когда-нибудь говорил обратное? Она пожимает плечами и склоняется над
коробкой для шитья; как же все-таки напомнить ему, что он творил ночью? -
но пусть не надеется, так он не отделается. По справедливости, правильнее
всего совершить то, за что якобы он ей так отомстил, если ей подвернется
возможность, конечно. Она поднимает на него глаза, и он говорит: я хотел
сказать, что человек - как судно, которое не само решает, куда плыть, а
движется по воле ветра, течения, руля, ветрил и всякого такого. Обдумав его
слова, Мария отвечает, что у судна нет совести, в этом она, безусловно,
права, но что есть совесть? Ей не приходится ответить, потому что в дом
заходит Марион, она сама не своя, хотя всячески пытается это скрыть. Она
проведет с ним ночь - когда родители уснут, она вылезет в окно и придет к
нему! Но смотритель маяка решает, что все уже опять состоялось, и
приходится ему, скрепя сердце, проститься со своим новым, таким
гармоничным, видением человека и спросить, по-прежнему ли Крафт женат?
Марион улыбается, конечно высокомерно, и говорит, что жена Крафта -
художник по глине и что он очень высокого мнения о ней, и ей вообще не
понятно, что отец имеет против этого человека - лучшего из всех, что ей
доводилось встречать? Само собой, говорит он, само собой. И встает, Марион
тут же поднимается и заявляет, что устала. Окно открыто; она не лазила в
окно с детства, хотя и тогда ей этого не разрешали, потому что она
прекрасно могла выйти в дверь, как все нормальные люди, и еще по каким-то
причинам, которые она уже забыла. Она улавливает шум за окном и думает, что
если это отец, то он заподозрит что-нибудь, если увидит ее стоящей посреди
комнаты в одежде, поэтому она расстегивает молнию сзади, идет, и выключает
свет, и впотьмах видит за окном отца, идущего на маяк. Она сидит на кровати
и ждет, но он не возвращается. И Крафт ждет, наконец он выходит на улицу и
видит, что в ее комнате темно. Но из открытой двери холодной террасы падает
луч света, и Крафт рассматривает, как светлый прямоугольник, подсветивший
кусок двора и часть камня, размывается по краям: должно быть место, где
свет переходит во тьму, но его нет. Единственная четкая граница - косяк, да
и то обман зрения. От подножия маяка смотритель видит, что на темном фоне
движется еще большая чернота - Крафт приближается к дому. Над ними
вспыхивает маяк; Крафт разворачивается и направляется к хижине по такой
широкой дуге, что пропадает за северной стеной. Марион лежит и вглядывается
в не совсем черную темноту. Занавеска елозит на ночном ветерке, и девушке
чудится, что кто-то шепчет ее имя; она вскакивает, как ужаленная, но тут же
осекается: конечно, пригрезилось - звали из-за деревьев, и она, как
повелось у нее с детства, припускает по тропинке в лес; вот она на полянке,