"Убийственная тень" - читать интересную книгу автора (Фалетти Джорджо)Глава 16Джед Кросс про себя твердил эти слова, зажав в зубах сигарету и вытянувшись на койке в тесной камере флагстаффской тюрьмы, что на Сомилл-роуд, 951. Дым от сигареты поднимался к высокому зарешеченному окошку за его спиной. Тень от гор рассекала надвое это убогое ложе. Наполовину свет, наполовину тень. Наполовину дым, наполовину пыль. Стоило ему повернуться на проклятой койке, пылинки начинали как бешеные плясать в воздухе. Одеяло с тюремным штемпелем Аризоны – настоящий рассадник клопов. Джед метнул окурок в маленькую раковину слева и сел на постели. Скоро все сигареты кончатся, а надзиратели и не думают пополнять запас. Он был все в той же одежде, в которой его взяли: белые полотняные брюки и легкая рубашка из хлопка. Суки, даже в душ ни разу не сводили! Носки провоняли потом, ботинки из нубука замызгались. Шнурки из них, конечно, вытащили и ремень отобрали. Могли бы и оставить: он руки на себя накладывать не собирается. Ни сейчас, ни в будущем. Взяли его дома ранним утром, подняли с постели. Накануне вечером он был с друзьями в «Кинг Стейк Хаус», где можно сытно поесть и послушать хорошую музыку. Настоящие песни с узнаваемой мелодией и голоса какие надо – не этот рэп, от которого уши вянут. Вернулся он поздно, перебрав и пива, и виски, не раздеваясь рухнул на кровать и заснул. Они высадили дверь его дома на Линч-стрит и ворвались, как свора бешеных псов. Стащили его с постели, даже не дав глаза продрать, заломили руки за спину. Он услышал, как защелкнулись наручники, и даже не разглядел в лицо легавого, что зачитывал ему права. – Имеешь право хранить молчание. В случае отказа от этого права все, что ты скажешь… А вы имеете право поцеловать меня в зад, сучьи дети! Потом его долго везли, долго шмонали. Фото, отпечатки, вопросы какого-то хрена, вообразившего себя шерифом. Молчание, на которое он имел право и в котором замкнулся, обдавая презрением – единственным своим оружием – всю эту сволочь, что посадила его в клетку, как зверя. Джед Кросс нисколько не испугался. Ему уже доводилось бывать в тюрьме, притом в местах покруче этого. Чтоб его сломили четверо захолустных полицейских – дудки! Посадили в одиночку, думают расколоть, но ему эти штуки известны, у него хватит духу, чтобы потягаться со всей полицией юго-запада. Мои яйца всегда при мне, это легавые ходят парой, чтоб у них была хоть парочка на двоих. Вспомнив, как насмешил этой шуткой ребят в баре Дженни – они буквально попадали, – Джед усмехнулся. Хоть парочка на двоих, надо же! На прогулку он тоже ходил в одиночестве – в тесный огороженный дворик восточного крыла, вдали от большого двора, куда выводили всех вместе. Он знал, что его статью в среде обычных заключенных не жалуют. Кто похлипче, мог и не вернуться в свою камеру из общего двора, хотя во Флагстаффе нет федеральной тюрьмы, здесь, как правило, содержат всякую мелочь. А у него за плечами не одна ходка, чтобы опасаться этих фраеров. Но все равно, раз нет проблем, ему же лучше. Не докажут. Ни хрена они не докажут. И тем не менее… Память о случившемся до сих пор, по прошествии нескольких дней, повергала его в сладкую дрожь. Он ехал к Леппу, что в самом сердце индейской резервации, и увидел мальчонку из этих оборванцев навахов, с хорошеньким смуглым личиком и черными угольками глаз. Сколько ему было? Лет десять, одиннадцать?.. Загорелая кожа, на вид гладкая как шелк. Джед, не выпуская руля, почувствовал, как налилось свинцом в штанах то, что он Вытащил сосунка из машины и в первый раз ударил тыльной стороной ладони, да так сильно, что у того из носа хлынула кровь. Джед ударил снова, уже полегче. Мальчонка затих, Джед протащил его несколько метров и взгромоздил на капот «мицубиси». Потом спустил с него джинсы и… сам не заметил, как руки сомкнулись на горле оборванца. Под конец тот распростерся на земле с коротким всхлипом и больше не дышал. Даже теперь, припоминая, он почувствовал, как натянулась плотная ткань брюк. И тут же услышал звук приближающихся шагов в коридоре, что помешало ему вытянуться на койке, расстегнуть молнию и всласть отдаться приятным воспоминаниям. Перед ним вырос полицейский в синей форме, расчерченной полосами железной двери. Джед знал его в лицо. Не раз видел с неизменной банкой пива в руке среди многочисленной публики заведения «Бильярд и бар Джейсона» в центре города. Молодой, но уже лысеющий и рыхлый парень с безвольным слюнявым ртом. Джед сразу навесил ему ярлык канцелярской крысы, не допущенной до боевых действий. Если, конечно, в этой богом забытой дыре возможны боевые действия. – Вставай, Кросс, к тебе пришли. – Кто еще? – Твой адвокат. – Сподобился наконец, дерьмо собачье. Он вытянул руки вперед, к железным перекладинам, сквозь которые ему подавали жрачку, и позволил полицейскому надеть на себя наручники. Тот щелкнул замком и сказал кому-то слева: – Все, отпирай. Подвижная железная секция наползла на неподвижную. Все как у людей. Здание построили недавно и на расходы не поскупились. Собрали в одном месте и тюрьму, и полицейское управление, и отдел шерифа округа. Выходя из камеры, Джед невольно ощутил себя Клинтом Иствудом в том фильме про побег из Алькатраса.[15] Его повели налево по коридору, слабо освещенному зеленоватым серным светом. Неоновые трубки были укреплены на потолке, и, шагая, заключенный следил за тем, как тени его скованных рук вытягиваются и уходят под ноги в ожидании следующего светильника. В двух шагах от него двигалась лютая ненависть в лице полицейского, машинально стиснувшего рукоять пистолета. Должно быть, только и ждет неверного движения, чтобы всадить ему пулю в затылок, а потом станет рассказывать друзьям в бильярдной, как его черепушка треснула, словно тыква, и мозги забрызгали каменный пол. Но Джед Кросс не такой дурак, чтобы попасться в эту ловушку. Не будет никакой стрельбы, петушок. Ни треснувшей черепушки, ни брызнувших мозгов. Сейчас мой хитрожопый адвокат вытащит меня отсюда, а ты со своей легавой сворой утрешься, только и всего. – Направо. Они прошли через открытую решетку, и конвоир довольно грубо подтолкнул его в коридор за нею. Джед споткнулся, потерял равновесие. Но удержался на ногах и, не останавливаясь, повернул голову к охраннику. На лице его красовалась самая что ни на есть презрительная ухмылка. – Потише, парень. Чего доброго, арестант расшибется, и его адвокат подаст иск против полиции. Мне теперь материальное возмещение ох как не помешало бы. Полицейский не ответил, только еще раз толкнул его в спину, правда уже не так сильно. Джед снова ухмыльнулся и стал смотреть прямо перед собой. Они миновали длинную вереницу запертых дверей, пока в самом конце коридора не очутились перед железной дверью, выкрашенной в зеленый цвет. Сквозь застекленное окошко в верхней ее части смутно просматривалась комната. – Вперед. Джед толкнул дверь и вошел в просторное помещение с зарешеченными окнами. Вся обстановка состояла из железного стола, облицованного бледно-зеленым пластиком, и нескольких стульев. За столом сидел человек, и, взглянув на него, Джед удивился. Он ожидал увидеть старого Теодора Фельдера, а этот совсем незнакомый. На голове светлая шляпа с коричневой лентой, одет в бежевый льняной костюм, порядком измятый и чересчур легкий, не по погоде. Под пиджаком полосатая рубашка, ворот расстегнут, галстук сбит набок. Из-под пиджака выглядывают темно-красные подтяжки. Сам довольно тучный, одышливый, на носу дурацкие очочки в металлической оправе, отчего глаза кажутся рыбьими. От этого типа так и разит по#769;том и грязью, чего Джед Кросс не выносил. Он был маниакально чистоплотен и летом принимал душ по три-четыре раза на день. Такие сальные, потные типы вызывали у него непередаваемое отвращение, будь у них хоть десять дипломов. Джед подошел к столу, а конвоир остался у двери, дабы не нарушать приватности беседы адвоката со своим клиентом. – Вы кто такой? Человек с рыбьими глазами остался сидеть и руки ему не протянул. – Добрый день, мистер Кросс. Меня зовут Томас Риттенхаур. Я адвокат. Заключенный смерил его брезгливым взглядом и показал свои руки в браслетах. – Добрый, говорите? Не знаю, не знаю. Адвокат Риттенхаур пропустил замечание мимо ушей. – Прошу садиться. С трудом подвинув стул скованными руками, Джед уселся. – А где же старина Тео? – Адвокат Фельдер в настоящее время занят и не может заниматься вашим делом. Риттенхаур не стал говорить, что старина Фельдер, хоть и привык общаться с людьми самого низкого пошиба, услышав обвинение, замахал руками и наотрез отказался защищать Кросса. Да и сам он, если б недавно не проигрался в пух и прах, едва ли… – Некие лица поручили мне обеспечить вам защиту. Сами они, естественно, предпочитают остаться неназванными. Надеюсь, вы меня понимаете? – Да плевать я хотел сто раз, что они там предпочитают. Мне надо выйти из этого клоповника, и как можно скорей. – Попытаемся. Но прежде я должен сообщить вам неприятную весть. – Ну? – Ваш двоюродный брат Калеб скончался. – Мир душе его. Пускай теперь в небесах за молниями гоняется, олух несчастный. Закурить есть? Адвокат из Финикса Томас Риттенхаур был не новичок в своем деле и далеко не святой, но тут даже он невольно поразился. Все-таки убожество людское иной раз выдает потрясающе эффектные реплики. Он вытащил из кармана пачку «Мальборо» и положил на стол. Дождался, когда его подзащитный вытянет из пачки одну, и щелкнул зажигалкой «Зиппо», давая тому прикурить. Джед Кросс наклонился над огоньком, и тут без видимой причины Томас Риттенхаур совершенно твердо уверился, что этот Кросс – маньяк. Он с трудом отогнал эту мысль, решив заняться работой, за которую получает деньги. – Что ж, приступим к делу. – Давно пора. – Мистер Кросс, вам предъявлено обвинение в изнасиловании и убийстве… – Он раскрыл папку с обвинительным заключением и прочел: – «Джонсона Неза, мальчика-наваха одиннадцати лет. Тело было обнаружено вблизи угольных разработок, примерно в десяти милях к западу от Флагстаффа». Что вы можете сказать по этому поводу? У Риттенхаура было двое детей, мальчик и девочка, тех же лет, что и убитый, и от одной мысли, что с ними может случиться что-нибудь подобное, у него мутилось в голове. – Это не я. Это ты, скотина, именно ты! И не будь я сейчас на мели, охотно передал бы тебя в руки палача. Томас Риттенхаур снял очки и протер их платком, который вытащил из кармана. Тем же самым грязным платком он промокнул пот на лбу. – К сожалению, имеется свидетель. Старик, пасший овец в тех местах, видел, как вы посадили в машину мальчика, который голосовал на дороге, и поехали в сторону Леппа. Джед запрокинул голову и выпустил в потолок струю дыма. – Этот ваш старый дурак видел меня или машину, похожую на мою? Между прочим, машин такой модели и такого цвета в этих краях полным-полно. Риттенхаур вмиг понял, куда он клонит. – Быть может, и так. Но не думаю, что найдутся две одинаковые с тем же самым аризонским номером. – Ерунда. Вы не хуже меня знаете, что на показания старика полагаться нельзя. Мало ли чего ему там примерещится. – Есть и другая проблема. И даже не одна. – Ну-ну, послушаем. – Во время обыска в вашем персональном компьютере обнаружена регистрация на сайтах, связанных с педофилией и детской порнографией. Вдобавок это уже не первое ваше обвинение в совращении малолетних. Джед Кросс пожал плечами, как будто все это не имело к нему ни малейшего отношения. – Только обвинения и ни одного приговора, заметьте. – Словно перст указующий, Джед нацелил на сидящего напротив горящий окурок, потом бросил его на пол и раздавил каблуком. – Если вы в самом деле адвокат, а не такой вот окурок, то сможете прикрыть дело и от этой чуши камня на камне не оставите. Дело не в том, смогу ли я, а в том, захочу ли не оставить камня на камне. Как многие адвокаты, Томас Риттенхаур был заядлым игроком в покер, но сейчас блеф ему что-то не удавался. И Риттенхаур даже слегка покраснел от этой мысли. Джед Кросс наклонился к нему и почувствовал зловонное дыхание сквозь зубы, пожелтевшие от табака и спиртного. – Вот что я тебе скажу, адвокат, твою мать. Клал я сто раз на то, что ты обо мне думаешь. Вытащи меня отсюда и можешь идти в задницу со всей твоей братией. Так и передай… Как уж ты их назвал-то? – Он задвигал бровями, как будто вызывая в памяти слова, которые на самом деле помнил прекрасно. – Ах вот… Передай «лицам, которые предпочли остаться неназванными», что дальнейшее пребывание в этом клоповнике может подорвать мой моральный дух. Как тебе известно, моральный дух, память и речь тесно связаны между собой. Я бы предпочел не повторять фокус Дэвида Копперфильда с надеванием наручников тем, которые предпочитают… – Я вас не совсем понимаю. Джед Кросс поднялся со стула. – Да ты не поймешь, зачем тебе хрен даден, даже если порнозвезда тебе это разобъяснит. Вытащи меня отсюда, иначе упомянутые лица на днях или раньше составят мне компанию. – Он выдержал паузу. – Хоть бы душ принял, что ли, жирный боров! С этими словами Джед Кросс, скованный наручниками и собственным безумием, повернулся и гордо направился к двери. Провожая взглядом его и конвоира, Томас Риттенхаур, адвокат из Финикса, думал только об одном: хорошо бы, этот психопат не сдержался, выкинул какой-нибудь фортель и вынудил конвоира всадить ему пулю в башку, за что конвоир непременно будет причислен к лику святых. Адвокат заранее придумал, что скажет тому, кто принесет ему это благое известие. |
||
|