"Хьелль Аскильдсен. Ночь Мардона ("Все хорошо, пока хорошо" #9) " - читать интересную книгу автора

простите, сказала она, я не знала, вы, наверно, Лендер, он говорил, что вы
приедете, но не сказал, что сегодня. Меня зовут Вера Дадалави, я живу
напротив, пойдемте ко мне, у меня теплее, только, ради всего святого,
захватите ваш чемодан.
Следом за ней он пересек площадку; в ее квартире стены были увешаны
картинами, рисунками масок, рук и ног да вырезанными из газет стихами,
прикнопленными к обоям - серым в зеленых и желтых разводах. Он снял пальто
и сел лицом к двери. Это рука Мардона, сказала она, показывая на один из
рисунков. Указательного пальца недоставало. Есть хотите? Он был не голоден,
только устал. Он сполз пониже на стуле и прикрыл глаза. Когда Мардон
придет? Трудно сказать, или вечером, или утром, когда устанет шататься и не
найдет другого места поспать. Ночи уже холодные. Придет.
Он рассмотрел длинные светлые волосы, худую спину, газетные вырезки -
лично у меня, лет сто тому назад, висели плакаты: люди с серпами и
знаменами, шагающие с континента на континент. Странная затея с масками. Вы
художница? Как вам сказать, ответила она. Рисую я не ахти. Хотите стаканчик
вина? Оно оказалось сладким. Когда вы улыбаетесь, вы похожи на Мардона,
расскажите мне о нем, каким он был в детстве? Ребенок как ребенок; но это
было неправдой: Мардон ловил птичек и запирал их в комнате вместе с кошкой,
а когда ему было одиннадцать, выкрал книги из стеллажа, чтобы оплатить
билет в Австралию, на меньшее он не замахивался. Я его плохо знал, он был
себе на уме, а я все время работал. А как он теперь - чем занимается? Да
вот он сам. Она подошла к двери и открыла ее. Старик (рановато меня так
называть) встал и вытер ладони о пиджак. Он сделал два шага навстречу,
длинный и короткий. Они смотрели друг на друга, молча. Мардон, Мардон, не
бережешь ты себя! - потом так же молча обменялись рукопожатием. У меня руки
потные, подумал он; чтоб такое сказать, и в горле пересохло, а у него нет
указательного пальца, опа, слезы потекли, только этого не хватало. Я ждал
тебя позже, сказал Мардон, я не думал... Они разом повернулись и посмотрели
в ее сторону. Она плакала. Я ничего не могу с этим поделать, сказала она,
после стольких лет разлуки, в вас столько величия, это так... Они
отвернулись, уставились на старенький ковер. Давай, скажи, все равно что.
Ты легко нашел? Да, хотя на домах нет номеров. Их воруют; не успевают
повесить, как они тут же исчезают. Наверняка кто-то хочет людей попутать.
Они снимают номера, чтобы люди плутали? Зуб не дам, хотя меня бы это не
удивило. Винцо попиваете? Твоя милая соседка приютила меня - у тебя
холодно.
Они сели. Я должен пройтись, подумал Мардон, мне надо привыкнуть к
тому, что он приехал. Черт побери, как же он плохо выглядит, и родинка под
носом жутко разрослась, наверняка у него рак, он умрет, так и не испытав
счастья, жаль его, не будь он моим отцом, которого я помню на скамейке в
парке одного под дождем, и на корточках за креслом в темной гостиной, он
думал, я его не заметил, и тогда на чердаке, сидящим на свежеоструганном
сундуке, - и на полу едва заметные пятна. Мне нужно отойти ненадолго, на
полчасика, я забыл уладить одно дело. Отец стоял у окна и смотрел, как он
уходит. Эх, Мардон, знал бы ты, как я одинок, ты только у меня и есть. На
улице горели фонари. Бедный Мардон, сказала Вера Дадалави ему в ухо. Я тоже
Мардон. Вы назвали его своим именем? Это не я, меня дома не было. Вы
думаете, он вернется? Конечно, ответила она и накрыла ладонью его руку.
Моего отца тоже звали Мардон, добавил он. Понятно, мягко сказала она, вы бы