"Хьелль Аскильдсен. Ингрид Лангбакке ("Все хорошо, пока хорошо" #10) " - читать интересную книгу автора

дом - исподтишка подсмотреть за художником. Ей вдруг вспоминается
родительский городской дом - там висели два шпионских зеркала, и можно
было, ничем не рискуя, следить за всем, что творится на улице: в одном
зеркале отражалось кухонное окно, а во втором - окно в гостиной, и
изображение было совершенно ясное. Именно так она насмотрелась в детстве
много чудного. Однажды она видела, как фру Мартинсен, жившая через два дома
от них, билась головой о стену. Она раз за разом тюкалась лбом в стену
своего дома, она была старухой лет пятидесяти - Ингрид была потрясена:
такая приятная, дружелюбная, наконец, такая старая женщина, и на тебе! Стоя
на одном месте, фру Мартинсен самое малое пятнадцать раз долбанула головой
в стену; если б Ингрид не видела этого своими глазами, ни за чтоб не
поверила.
Она встает, незаметно крадется к другому входу, летнему. Через
гостиную она проходит в кухню, снимает зеркало со стены над мойкой,
прислоняет его к хлебнице - теперь она может следить за ним, стоя у плиты,
незаметно. Она подглядывает - ничего интересного, тем более расстояние
между ними как будто увеличилось из-за зеркала. Что-то ты, красавица, мягко
говоря, глупишь, думает она. Решительно усаживается за стол и смотрит на
него в упор.
Пойти, что ли, прогуляться до дубравы, думает она, я ж не виновата,
что он там стоит. Ладно, себе можно признаться, чего мне туда приспичило.
Но он-то об этом не догадывается.
Она выходит через пристройку, запирает дверь, прячет ключ в условное
место. И бредет в сторону художника, с каждым шагом все отчетливее понимая,
что так себя не ведут. Она идет, потупив взор, но, поравнявшись с ним,
поднимает глаза, ловит его взгляд, улыбается. Он откликается рассеянной
улыбкой. Она минует его. Можно подумать, мне нельзя здесь ходить, досадует
она, потом мысль бежит дальше: да еще эти месячные. Колея уводит ее в
дубраву, экая я все-таки вертихвостка, думает она.
Она не забирается далеко вглубь, а через сотню метров присаживается на
камень и думает, что этот художник выглядит точно так, как ей хотелось бы,
чтобы он выглядел.
Ей не сидится. Она скоренько наламывает березовый веник - ей же нужно
алиби - и бредет обратно.
Она идет прямо на его спину, идет медленно и буравит его взглядом, он
оборачивается, тогда она скользит глазами по его глазам, потом по листу на
мольберте: в правом углу нечто зелено-золотистое.
Войдя в дом, она отшвыривает березовый веник. Садится к столу на
кухне, смотрит на мужчину у дороги и отдается грезам самого откровенного
свойства. В следующий раз, думает она, я не просто пройду мимо, я уведу
тебя за собой, тебя всего, каждый сантиметр твоего тела.
Скрипит лестница. Она вскакивает, и, когда отец отворяет дверь, она
собранна и вменяема.
Но ночью, когда дом засыпает, она уединяется у себя и разыгрывает
наяву давешний сон. Она лежит голая, раздвинув согнутые в коленях ноги и
запустив указательный палец во влажные женские недра. Вот, чудится ей, к
ней подходит мужчина, останавливается, он хочет ее, у него нет лица, только
тело, руки и налитой ствол - он рвется в бой, этот крепыш-сладострастник,
расчехляется и растомленно приближается к ней на пару с нежным, шаловливым
пальчиком, чтобы раскочегарить ее, и он заводит ее, неуклонно, но неспешно,