"Дарья Асламова. В любви, как на войне" - читать интересную книгу автора

пытаются всучить в подарок то ящик патронов, то пару-тройку гранат или
ракетниц. Лично мне пытались подарить ракету. Скажите, ну что я с ней буду
делать? И как повезу ее в Москву?
Я была единственной женщиной среди журналистов, и, когда вместе с моим
появлением в вагон вплывал чудесный запах изысканных французских духов, люди
тревожно поводили носами и спрашивали друг друга: "Странно, странно. Как
будто что-то скисло". Сукины дети!
Проводница была не в восторге от моего приезда. Она выдала мне жидкую
нечистую подушку без наволочки и заявила, что одеял и белья нет.
Закончились. "Ну и стерва", - подумала я, устраиваясь на новом месте. К
вечеру меня вызвала в тамбур для разговора проводница из соседнего вагона по
имени Людмила, молодая решительная женщина.
- Я знаю, что вам сегодня ничего не дали, - сказала она. - Про вас тут
всякое болтают. Что слава у вас дурная и ведете вы себя так, как не следует
женщине себя вести. Да только мне наплевать. Я считаю, что мы, женщины,
должны помогать друг другу. Негоже вам спать в этом свинарнике с толпой
мужиков, вы тут с ума сойдете. Есть у меня одно свободное купе, мы его
держим в резерве на случай визита какого-нибудь важного гостя. Самое
главное, вы там будете одна, сможете раздеться и выспаться. Я и белье вам
дам, и свечи.
Бывают же на свете такие хорошие люди!
Я чудесно устроилась, насколько это было возможно в здешних условиях. И
сначала мне нравилось, что все друг друга знают, и от этого очень весело и
приятно. И много отличных собутыльников. И эта непринужденность в обращении,
которая свойственна большинству журналистов. И можно не-Плохо провести
время, если, конечно, умеешь отличать шутку от оскорбления и не обижаться,
когда на тебя что-нибудь проливают или прожигают тебе ^ сигаретой.
Только работать невозможно. Журналистов возят маленькими официальными
табунчиками под строгим присмотром цензоров, которые желают контролировать
всю информацию, поступающую в прессу. Так нас отвезли в аэропорт Грозного,
где перед 23 февраля устроили парад. Почему заранее? Да потому что боялись
террористических актов в День Советской Армии.
Это было эффектное зрелище. С неба спустились на вертолетах Рушайло,
Ястржембский и прочие важные шишки. Под музыку духового оркестра бравые
омоновцы печатали шаг. Можно было прослезиться, когда героев награждали
официальные лица.
Рушайло был очень хорош в военной форме и фуражке. Почти красавец.
Пришел черед награждения именными часами чеченцев, бойцов Гантемирова,
и тут случился конфуз. Гантемировцев вызывали по фамилиям по списку.
- Мурсалиев! - прокричал один из помощников Рушайло.
Тишина. Снова выкрик:
- Мурсалиев!
Нет ответа. Негромкий голос из толпы:
- Переметнулся на другую сторону.
Народ захихикал, стараясь держаться в рамках пристойности. Рушайло сам
улыбался уголками губ. Уж больно комичной была реплика.
После парада награжденные бросились фотографироваться на память с
большими людьми. Чеченцам было начхать на московских гостей, а может, они
просто не знали, кто это такие. Зато они окружили меня плотной стеной, и
один из них, скаля в улыбке золотые зубы, ткнул в меня пальцем и сказал: