"Виктор Астафьев. Так хочется жить (про войну)" - читать интересную книгу автора

Пока выясняли обстановку, пока выручали остатки батальона, вот тебе и
обед. А после обеда привычно уже, в четыре часа по радио должен прозвучать
приказ Верховного Главнокомандующего о наших победах, об освобожденных
городах и населенных пунктах - душу греют эти сообщения, на моральный дух
войска очень положительно влияют, сил прибавляют.
Коляша, помнится, с телефоном из блиндажа вылез, сидит на бровке хода
сообщения, ноги свесив, греется на солнышке. И вот он, приказ, радист звук
усилил. Все слушают голос Левитана, торжественно, железно звучащий. Пошло
перечисление городов и городков, названия частей, их освободивших, и, среди
прочих других побед, как-то особенно громко, почти оглушающе прозвучало
название - Староконстантинов, и особо выделен и отмечен доблестный
стрелковый полк, героическим броском его освободивший, и фамилия командира
полка названа чуть ли не наперед командира дивизии стрелковой.
Связист Хахалин умирать будет, но не забудет, как умолкло все вокруг,
как перестало бродить, шевелиться, дышать войско - обманули самого
Верховного Главнокомандующего, самого товарища Сталина!
Коляша Хахалин поскорее с глаз вон и с собою телефон, в землю, под
накат. В блиндаже, схватившись за голову, командир дивизиона сидит, не
лается, ничего не говорит. Поднял голову, глянул на Коляшу унылым взглядом:
- Вызывай комбатов,- затем протянул руку за трубкой и сказал: -
Выкатывайте орудия на прямую. Не разведано? Не засечено? А я этого,
по-вашему, не знаю? Засекать во время боя, бить по действующим точкам. Ага,
я вам сей миг поднесу и данные, и согласованность!.. Сейчас начнется то, что
у нас именуется штурмом,- погонят все стадо без разбора, так помогайте
штурмующим и не давайте лишка народу губить, у нас его и так осталось...
И погнали правого и виноватого, всех, кто был на виду, на ходу и на
пути повстречался. Вперед, вперед, под пулеметы, искупая позор,
расплачиваясь за разгильдяйство. К вечеру город взяли, не шибко и искрошив
его, да и некого особо было крошить - немцы отвели уже основные силы,
оставив хорошо поставленные пулеметы на водокачке, на пожарной каланче, на
вершине костела, на луковках прикладбищенского храма да на чердаках высоких
домов, которых, слава Богу, в этом городе оказалось немного.
И сколько ж народу, все тех же сирых солдатиков, осталось лежать в
полях, по высоткам да по зеленым улочкам тихого городка, который можно и
нужно было взять бескровно!..
Коляша Хахалин этаких историй знает и наслышался столько, что, ежели их
порассказать,- тысяча и две ночи получится. Но он уже давно, с детства
считай, знает, о чем говорить можно, а о чем помолчать следует или Женяре за
печкой высказать, облегчить сердце. Чтобы не впасть во грех, он не станет
ходить с выступающими героями, врать про войну, лучше стишок сочинит и
пошлет в газетку, там его напечатают и три, а когда и пять рублей пришлют,
аккурат на поллитру, иногда и с закуской.
В областном, не очень уютном, переполненном госпитале Коляша Хахалин с
ходу освоился с культурной его общественностью и с ходу же написал стих в
стенгазету под названием "Победный стяг", заделался активным читателем
госпитальной библиотеки, распространителем "Блокнота агитатора" и другой
политической литературы. Проводил беседы в палатах на разные темы,
совершенствовался в игре на гармошке, но выступать вместе с группой
бойкоязыких выздоравливающих не ходил, чем весьма удивлял бывшего начальника
финансового отдела гвардейской стрелковой дивизии Гринберга Моисея