"Виктор Астафьев. Так хочется жить (про войну)" - читать интересную книгу автора

даже выделен среди остальных, прозвище к нему, неведомо, как и почему,
вернулось прежнее в точности - Колька-свист. Он даже ротным запевалой сразу
сделался и навечно простудил горло на сибирском морозе. Но чем дальше в
зиму, тем больше становилось мороки с автоучебой. На тренажерах - в большом
зале из досок сделаны помосты, и к ним прикреплены педали, рычаги, крючки,
ручки и сам руль,- сиди и целый час, когда и два, переключай скорости, жми
педаль сцепления, и Коляша на тренажере-то лихо сперва переключал все с
шутками, с прибаутками, но это занятие ему скоро надоело, и он начал
отлынивать от классной учебы. По соседству, в зале, еще более просторном, на
постаменте стоял двигатель машины "ГАЗ", в разрезе двигатель-то, как
животное или человек в учебнике по зоологии. Подходишь и видишь все сложное
нутро: поршни, коленчатый вал, карбюратор, генератор, помпу, охладительный
бачок и еще много-много чего. Как-то прикинул Коляша про себя, и вышло, что
нутро машины куда как сложнее, чем человеческий организм! - попробуй,
постигни такую технику!.. Коляша пал духом от сложностей автомобиля, служба
его в роте и наука пошли худо, со спотычками, отношения в автороте не
заладились.
За длинный язык, за острое, не всегда к месту сказанное слово его
невзлюбил и начал принародно одергивать главный человек в роте - старшина
Олимпий Христофорович, фамилия которому была Растаскуев. Крупный, румяный
мужик с умеренно вспухшим животом, с алыми губками и совершенно
пронзительным взглядом голубеньких глаз с остро заточенными зрачками. Коляша
возьми и скажи старшине, без всякой задней мысли, что у графа Бенкендорфа
отчество было тоже Христофорович. Старшина поинтересовался, кто это такой?
Коляша, опять же безо всякой задней мысли, ответил, как учили в школе,-
прихвостень, мол, тирана-царя и погубитель гениального поэта Пушкина. Уже
вечером того же дня Коляша вычерпывал и выносил мыльную воду из-под
умывальника, затирал в умывальнике пол и подметал коридор в казарме.
Перед отбоем старшина Олимпий Христофорович произнес речь перед
выстроенной ротой в том духе, что средь прибывших есть грамотеи, знающие все
про Пушкина и Колотушкина. Рота слегка колыхнулась от смеха, старшина
переждал и продолжил: но устав и боевую технику эти грамотеи изучают плохо,
нерадиво, а он, старшина, служит в автополку еще с кадровой и всяких
навидался, они от его науки и пристального внимания не только
Пушкина-Колотушкина забывали напрочь, но и матери родной имя не вдруг
вспоминали...
Речь старшины была короткой, состояла в основном из намеков и
обобщений. Но после того, как Коляша поинтересовался: неужели Олимпий
Христофорович не прочел в жизни ни одной книги; зачем тогда в полку
существует библиотека, довольно обширная и интересная; он, Хахалин, несмотря
на жуткую занятость, в библиотеке той уже побывал и убедился, что
руководство Красной Армии думает не только об маршировках, об изучении
устава и техники, но и об интеллектуальном развитии ее рядов,- напутственная
речь старшины на сон грядущий удлинилась. В других ротах отбой произошел,
люди уже спали, в Коляшиной же роте, забросив кулачищи за спину, перед
строем расхаживал Растаскуев-старшина и нравоучительствовал, обозначая
дальнейшее направление жизни в том смысле, что армия есть армия, и он не
позволит в ней никакого разгильдяйства и умничания, за счет часов отдыха и
политзанятий он попросит увеличить часы занятий строевой и боевой
подготовкой, потому как рота готовится не к свадьбе, на войну готовится, на