"Виктор Астафьев. Ловля пескарей в Грузии" - читать интересную книгу автора

Виктор Астафьев.

Ловля пескарей в Грузии

---------------------------------------------------------------
Виктор Астафьев. Собрание сочинений в пятнадцати томах. Том 9.
Красноярск, "Офсет", 1997 г.
OCR: A Vovoly
---------------------------------------------------------------



Адольфу Николаевичу Овчинникову

Было время, когда я ездил с женою и без нее в писательские дома
творчества и всякий раз, как бы нечаянно, попадал в худшую комнату, на
худшее, проходное место в столовой. Все вроде бы делалось нечаянно, но так,
чтобы я себя чувствовал неполноценным, второстепенным человеком, тогда как
плешивый одесский мыслитель, боксер, любимец женщин, друг всех талантливых
мужчин, в любом доме, но в особенности в модном, был нештатным
распорядителем, законодателем морали, громко, непрекословно внушал всем, что
сочиненное им, снятое в кино, поставленное на театре - он подчеркнуто это
выделял: "на театре", а не в театре! - создания ума недюжинного, таланта
исключительного, и, если перепивал или входил в раж, хвастливо называл себя
гением.
Когда в очередной раз меня поселили в комнате номер тринадцать, в конце
темного сырого коридора, против нужника, возле которого маялись дни и ночи
от запоров питии времен Каменского, Бурлюка, Маяковского, имеющие
неизгладимый след в литературе, но выжитые из дому в казенное заведение
неблагодарными детьми, Витя Конецкий, моряк, литератор, человек столь же
ехидный, сколь и умный, заметил, что каждому русскому писателю надо пожить
против творческого сортира, чтобы он точно знал свое место в литературе.
В последний мой приезд в творческий дом располневшая на казенных харчах
неряшливая поэтесса, в треснувших на бедрах джинсах, навесила, почти
погрузила кобылий зад в мою тарелку с жидкими ржавыми щами, разговаривая про
Шопенгауэра, Джойса и Кафку с известным кинокритиком, панибратски называя
его Колей, и вот тогда я, как и всякий русский человек, упорно надеющийся
пронять современное общество покладистостью характера, смирением неприхотли-
вого нрава, окончательно решил не утруждать собою дома творчества, а
придерживаться отечественной морали: "Хорошо на Дону, да не как на дому".
Но то, о чем я хочу поведать, произошло в ту наивную пору, когда я еще
не терял надежды усовестить литфондовских деятелей, думал: хоть однажды они
ошибутся да и расположат меня по-человечески. Нет, ни разу не ошиблись!
Забалованный лестью, истерзанный гениями и истерическими писательскими
женами, директор Дома творчества поместил нас с женою в комнате с видом на
железную дорогу, где жили родственники писателей, какие-то пьющие кавказцы,
начальник похоронного бюро Союза писателей, разряженный под Хемингуэя, и
другие важные деятели творческих организаций. На солнечном Кавказе нас с
женою так ловко и в такую дыру законопатили, что солнца, как в зимнем
Заполярье, совсем не видно было, разве что на закате - чтоб мы его вовсе не