"Виктор Астафьев. Ночь космонавта" - читать интересную книгу автора

сделались. Помнить буду всю жизнь. Отцу расскажу...
- Ладно, ладно, чего уж там... Свои люди, - Захар Куприянович
смущенно моргал, глядя на темные кедрачи. - Не я, так другой, пятый,
десятый... У нас в тайге закон такой издревле. Тут через павшего
человека не переступят...
Спустя малое время Захар Куприянович укутал космонавта,
сомлевшего от спирта и еды, в полушубок и доху, убеждая, что поспать
нужно непременно - много забот и хлопот его ожидает, стало быть, надо
сил набраться.
Размякший от доброй ласки, лежал космонавт возле костра, глядел
в небо, засеянное звездами, как пашня нерадивым хозяином: где густо,
где пусто, на мутно проступающие в глубинах туманности, по которым
время от времени искрило, точно по снежному полю; на кругло катящуюся
из-за перевалов вечную спутницу влюбленных и поэтов, соучастницу
свиданий и разлук, губительницу душ темных и мятежных - воров,
каторжников, бродяг, покровительницу людей больных, особенно детишек,
которым так страшно оставаться в одиночестве и темноте.
Такими же вот были в ту пору небо, звезды, луна, когда и его,
космонавта, не было, когда человек и летать-то еще не научился, а
только-только прозрел и не мог осмыслить ни себя, ни мир, а
поклонялся Богу, как покровителю. Боясь его таинственной
беспредельности, приближая его к себе и задаривая, человек населил
себе подобными, понятными божествами небеса. Но нет там богов. И луна
совсем не такая, какою видят ее влюбленные и поэты, а
беспредельность, как сон, темна, глуха и непостижима.
Стоило бы каждого человека хоть раз в одиночку послать туда, в
эту темень и пустоту, чтобы он почувствовал, как хорошо дома, как все
до удивления сообразно на земле, все создано для жизни и цветения. Но
человек почему-то сам, своими умными руками рвет, разрушает эту
сообразность, чтобы потом в муках воссоединить разорванную цепь жизни
или погибнуть.
Олег Дмитриевич смотрел ввысь совершенно отстраненно, будто
никогда и не бывал там. Вот приземлился и почувствовал себя учеником,
вернувшимся из городского интерната в родную деревенскую избу, после
холода забравшимся на русскую печь. Под боком твердая земля,
совершенно во всем понятная: на земле этой растут деревья, картошка,
хлеб, ягоды и грибы, по ней текут реки и речки, плещутся озера и
моря, по ней бегают босиком дети и кричат чего вздумается. В земле
этой лежит родная мать, множество солдат, не вернувшихся с войны,
спят беспробудно принявшие преждевременную смерть космонавты -
нынешние труженики Вселенной. И дорога земля еще и той неизбежной
печальной памятью, которая связывает живых и мертвых.
А там ничего этого нет...
"Не надо об этом думать. Не хочу! Не буду!" - приказал себе
космонавт и вышколенно отключился от земной яви, но он чувствовал
возле себя человека, близкого, заботливого, а сквозь сомкнутые
ресницы и плотно сжатые веки долго еще проникали живые и яркие
проблески огня, дыхание вбирало запах кедровой хвои и разопревшего в
костре дерева, отдающего сдобным тестом.
Над ним стояла ночь, звонкая, студеная, и звезды роились в небе