"Виктор Астафьев. Кража" - читать интересную книгу автора

детдома Маргарита Савельевна работала заведующей избой-читальней народов
Севера и одновременно училась в вечерней школе. Избу-читальню передвинули на
станок, поближе к народам Севера, а Маргариту Савельевну, как личность
начитанную и оставшуюся не у дел, "бросили" на детдом, где не хватало
воспитателей. Попав из почти никем не посещаемой избы-читальни в содомное
заведение, к шумному и дерзкому народу, Маргарита Савельевна как
перепугалась еще в первый день своей новой работы, так и боится ее до сих
пор.
Репнин вздохнул, поморщился и уже больше сам для себя, а не для
Маргариты Савельевны, прибавил:
- Есть такие вещи, в которых дети мудрее нас с вами, - и дотронулся
двумя пальцами до бледной переносицы, будто поправил очки, хотя очков не
было: он пользовался ими только по делу - читал, писал, а так обходился пока
без очков. - Все! - Валериан Иванович выпрямился у стола. - Не раскисайте! -
Он хотел сказать "держитесь", но побоялся, кабы не напугать женщину, и без
того напуганную. Надо было приказать ей остаться на ночь здесь, да пожалел
ее. Как-нибудь управится сам, не впервой ему проводить ночи в детдоме, один
на один с ребятами.
Без лишних разговоров, без драк и споров ребята навели порядок в
комнатах. Когда они хотели, могли сделать все, но хотение делать полезные
дела находило на них редко, очень редко. Два человека с "крепкой кишкой"
Лешка Деменков и Попик, не любящий и не привыкший чего-либо долго бояться
или чему-либо удивляться, - дежурили возле Гошки Воробьева, накрытого
простыней. Ребята почему-то решили, что покойнику полагается быть в пустой
комнате, вытащили все кровати, тумбочки, стулья. На полу валялись клочья
мочала из матрацев, рваные тетрадки, учебники, рогатки. Девчонки принесли
зеркало, прибили его к стене, занавесили черным - кто-то еще по дому родному
запомнил: при покойниках зеркало полагается завешивать черным. Попутно
завесили лыжными штанами тщедушного человека - строго исполненный портрет
знаменитого педагога, чтобы посторонний не глазел на Гошку.
В детдоме неслыханный мир: ни шума, ни беготни - траур. Все заняты
делом или придумывают себе дело. А делать-то, оказывается, и нечего. Толя
Мазов подал мысль собрать полуразбитые балалайки, гитары, мандолины, заново
создать струнный оркестр и хоронить Гошку под марш, горячо убеждая себя и
ребят, что они постараются к нужному сроку отрепетировать похоронную музыку.
С этой идеей он обратился сначала к Маргарите Савельевне, и та быстро
согласилась, радуясь тому, что и она чем-то может быть полезной детдому и
что с ней вот уже советуются.
- Да, да, - сказала она, пряча руки под полушалок, в который она
куталась: - Я и ноты могу принести. Марш Шопена. У меня с прежней работы
остались. Я домой сбегаю. Быстро сбегаю, - и она уже поспешила одеваться,
тихо радуясь тому, что нашла предлог хоть ненадолго, хоть на какое-то время
выбраться из детдома, где умер мальчик, где ходят злые или заплаканные
маленькие люди и, как ей кажется, вот-вот кого-нибудь пырнут ножом или
зажгут чего-нибудь.
- Да мы в нотах этих ни бум-бум! - почесал затылок Толя и тут же
обнадежил воспитательницу: - Мы и без нот сыграем - будь спок!
- Что такое?
- Будь спок-то? Будьте спокойны. Понятно?
- Понятно. Словечки эти ваши сведут меня с ума.