"Виктор Астафьев. Кража" - читать интересную книгу автора

Здесь где-то Зина Кондакова. Это именно с нею на глухом, занесенном
снегом станке-деревушке случилось такое, что и взрослому человеку не всякому
было бы по силам вынести.
А вот мечется по столовке на костыле Паралитик, человек без имени, без
фамилии. Он не знает, когда и где умерли родители. Не помнит. Его избили за
украденную краюшку хлеба так, что отнялись у парнишки левая нога и левая
рука. Осталось полчеловека. Злобы на пятерых.
А Гоша? Гошка Воробьев!..
Валериан Иванович ожидал, что его ударят или бросят в него чем-нибудь.
Думалось ему до этого: Воробьев надоел им, рады будут, если увезти его. Но
они ж едины в своем несчастье...
Его никто не ударил. И как только поутихли плач, ругань, крики,
Валериан Иванович произнес насколько мог спокойнее: - Будет все, как вы
хотите, - и вышел из столовой.
И без того сутулый, он словно бы еще больше огруз и тяжело шаркал
подшитыми валенками по крашеным половицам. На повороте коридора, за которым
был отросток вроде кончика буквы Г, он поскользнулся и едва не упал. Прошел
мимо кухни, двери кладовой и подержался за стену возле уборных для мальчишек
и девчонок. Долго стоять здесь было нельзя, он добрел до своей комнаты и
почти упал в дверь. Хорошо, что она открывалась внутрь.
Обхватив голову руками, Валериан Иванович минут десять сидел в комнате
на койке и все твердил сам себе:
"Надо ж постель заправить. Надо ж в комнате прибрать. Непорядок.
Нехорошо. Ребята могут войти..."
Внешне он хотя и огруз и ни в походке, ни в движениях его почти не
угадывался военный человек, все же в нем, как металлический осколок войны,
всажена была внутренняя вышколенность, способность быстро оценивать
обстановку, брать себя в руки - словом, по-военному мобилизоваться и мыслить
быстро и сообразно моменту. Поэтому он никогда не позволял входить в свою
комнату ребятам, если в ней было не подметено, не заправлена кровать, не
убрано на столе. Спрашивал он с ребят тоже строго. За безалаберность и
неряшество подвергал их ехидству, которого они выносить не могли. Все могли,
а это нет. Как увидит Валериан Иванович оторванную пуговицу, особенно на
штанах, да скажет: "Не изображай из себя сапожника! Сапожник куда опрятней
тебя и дурь свою на вид не выставляет!" - ну хоть проваливайся сквозь пол, и
только.
Валериан Иванович накапал лекарства в стакан, выпил, прислушался к себе
и позвал воспитательниц. Пришла одна Маргарита Савельевна. Она спасалась на
кухне. Бочком протиснувшись в дверь, она прислонилась к косяку, прижав к
груди узлистые, мужицкие руки.
Валериан Иванович хотел спросить, где вторая воспитательница, Екатерина
Федоровна, но, поглядев на эти неуклюже сложенные на груди руки, спрашивать
ничего не стал.
- Маргарита Савельевна, сегодня ребята в школу не пойдут, - заговорил
заведующий, давая время воспитательнице опомниться. - Пусть ребята делают
все, что считают нужным делать. Не мешайте им. - Репнин на минуту умолк. По
лицу воспитательницы и по тому, что она все еще молитвенно держала на груди
руки, нетрудно было догадаться - до нее так-таки ничего и не доходит, но со
всем, что говорил заведующий, она согласна уже потому, что он старший и
может сделать так, чтобы все это ужасное происшествие скорее кончилось. До