"Виктор Астафьев. Стародуб" - читать интересную книгу автора

пес.
Утром киргиза обнаружили возле забора. На ногах, сложенных калачом, он
держал мертвого мальчика и, раскачиваясь всем корпусом, напевал что-то
тягучее и заунывное.
Никто не решался потревожить старика. Какая-то сострадательная хозяйка
наконец бросила через забор кусок хлеба. Старик на секунду приоткрыл
подернутые пыльной тоской глаза, покосился на хлеб и снова закрыл их.
Так он просидел и вторую ночь.
Наконец люди не выдержали и стали показывать знаками, что мальчик умер
и надо, мол, его схоронить. Киргиз кивал головой, соглашался будто бы, но
люди отходили от него, и он снова с облегчением закрывал глаза. Тогда
несколько мужиков взяли старика под руки, подняли и увели за деревню. Там,
на травянистой елани, была выкопана щелка, и киргизу велели опустить в нее
мальчика. От трупа уже шел худой запах.
Безучастно смотрел старик, как зарывали в землю внучонка, и только губы
его шевелились - почти беззвучно, роняя какие-то заклинания.
А ночью всю деревню покоробил дикий вопль:
"А-а-а-а... А-а-ай!" И людям чудилось - пришлый человек кричит:
"Малай!" Это было единственное нерусское слово, известное жителям Вырубов.
Шли дни.
Тощий киргиз, как неприкаянный, бродил по деревне, рылся в отбросных
кучах, грыз какие-то кости и коренья, а ночами жутко кричал за околицей.
Несколько раз его выводили на дорогу, подталкивали в спину. Он тупо
глядел на людей, покорно отправлялся, куда указывали, но в потемках снова
пробирался к могиле внучонка.
Между тем второгодичная засуха снова почти доконала посевы на полях,
пашнях и в огородах, и голод гулял по дворам деревушки, выхватывал оттуда
сначала малых детей и стариков. Нынче замели вырубчане по сусекам последние
зерна на посевы, картошку резали на части и садили, думали: не обойдет
господь милостью - уродит из этих крох пропитанье. Ан снова гневом
откликнулся господь батюшка, снова изжег землю и труды людские.
В лесах начались пожары. Птица, зверь, все живое в панике бежало из
тайги. Иной раз по Онье проплывали вздутые, протухлые трупы лосей, коз,
маралов. Одного лося кинуло на камень в шивере, и он стоял дыбом, открыв рот
в безгласном реве. Потом его уронило и долго таскало по заводи вместе с
обгорелыми колодинами.
При старанье да уменье еще можно было бы добыть рыбы в дальних речках,
сыскать зверя в таежных крепях, но вывелись добытчики в Вырубах, выродилась
в них сметка, мужество и выносливость - осталась удушливая, как сажа, вера,
черная злоба да трусость. Боялись всего: тайги, в особенности пожаров
таежных, окапывали от них рвом деревню и каждый двор канавой обходили. Но
больше всего боялись гнева господнего и семьями валились на колени,
умаливали его скопом и в одиночку, пели старинные, длиннущие стихиры, читали
мудрые книги, отцов и праотцов, блюстителей божьих порядков - ничего не
помогло. Голод давил людей, как тараканов, оставляя на земле черные пятна
могил.
Ночами, и особенно в глухие вечера, в деревне становилось душно. Сажа
тучами накатывала на деревню из тайги, слоем ложилась на крышах, липла на
окнах и ликах икон, застила солнце, забивала горло людей. Ревела скотина,
выли собаки, и голос старого киргиза сливался с ними. Устали голодные