"Виктор Астафьев. Стародуб" - читать интересную книгу автора

Фаефан Кондратьевич упал с нар, разбил затылок о половицы. Затащив отца на
нары, Култыш сидел возле него и думал о том, что надо очень возненавидеть
людей, вовсе отрешиться от них, чтобы бродить одному по тайге с падучей
болезнью.
На рассвете Фаефан Кондратьевич Открыл уже далекие, стынущие глаза.
- Все... Отходился Фаефан Кондратьевич, отмаялся... - С минуту
помолчал, собираясь с силами. - Здесь похоронишь... Не желаю на кержацкое
кладбище... Ты бойся их, бойсь... отродье... трусливое и злое... Бойся... В
мир не ходи. Страшен мир наш...
Култыш выбрал место на взлобке увальчика, где сам часами сиживал в
детстве. Видно с угора далеко-далеко. Весной здесь раньше, чем где-либо в
округе, сходит снег и быстрей вылупаются стародубы. Разлив не достигает
этого места, а говор Изыбаша отсюда слышен круглый год.
Хоронил Култыш отца своего один. Мать Мокрида, узнав о смерти Фаефана
Кондратьевича и о воле его быть похороненным в лесу, сухо сказала:
- Оскоромился в миру, обмирщился и не захотел наше кладбище поганить.
Благородной души человек был, да жизнь искорежила.
- Много ты понимаешь! - презрительно буркнул Амос. - Может, он сам не
хотел о нас поганиться...
Мать Мокрида наложила за этакую дерзость сто поклонов на Амоса и сама
ночь напролет стояла на молитве, желая, чтобы пухом земля была лихому
человеку и мученику Фаефану.


* * *

Култыша жители Вырубов уподобляли раннему снежку. Нагрянул снежок
нежданно-негаданно, убелил землю, а выглянуло солнце - и нет его: пропал.
Только не взяли жители деревни в расчет того, что после такого снежка
озимь в поле зеленеет ярче, листья на деревьях делаются шумливее, полет птиц
стремительней, и лишь недолговечное, хиленькое, что за жизнь держалось
слабенькими корешками, увяло, угасло, умерло.
Железо калит огонь, человека - беда. В беду сразу становится видно, кто
куда и на что годен. Беда приходит без спроса, сама распахивает ворота, и
готов ли, не готов ли - принимай ее или не пускай, борись.
Беда без спроса пришла в Вырубы. Большая беда, самая страшная - голод.
Он перещупал людей. Как они? Кто из них стоек? Кто нет? Кто куда гож? Голод,
как война, выявляет сильных и слабых. Побеждают его только сильные. Появился
в селе старый киргиз с внучонком. Первый вестник голода. Первый ворон.
Старик был сморщен, будто прихваченный морозом гриб. На черной голове у
него синеватые пятна, должно быть, от давних болячек. За руку он вел
косоглазого худенького мальчика. Киргиз останавливался возле каждого двора,
стаскивал лохматую шапку и, приложив ладонь к ладони, что-то торопливо
бормотал и кланялся, кланялся. А малый диковато смотрел раскосыми глазами и
молчал. Люди в страхе задвигали толстыми жердями - бастригами - ворота,
кышкали на киргиза, гнали его от ворот, как нечистую силу.
Старый киргиз с мальчишкой протащился из конца в конец деревни, постоял
на росстани дорог, долго глядел на подернутый призрачной дымкой восток
воспаленными, гноящимися глазами и повернул обратно. Он уже не ныл у ворот и
не кланялся, а робко позвякивал щеколдой и царапался в доски, как приблудный