"Виктор Астафьев. Звездопад" - читать интересную книгу автора

- Ну как ты там, недорезанный парубок?
- Живу! - коротко, как и Рюрику, ответил я, не опуская глаз с лампы.
"Хорошо-о, - сердился я неизвестно отчего, - очень хорошо! Водички
попил, на косыночку посмотрел, пошептался - и рассолодел, готово дело. И до
чего я чувствительный, оказывается! Но не на такого напала! Меня, брат,
такими штучками не доймешь... Я, брат. Я вот сейчас встану и погашу лампу.
Какого черта она горит днем? Керосину много, да? Я вон до фронта на станции
работал составителем поездов. Там дальние стрелки иной раз не освещали:
керосину не хватало. А тут, видали, палят!"
Я оперся здоровой рукой о кровать, сел, и все пошло передо мной другом:
палата, стол с лампой, скуластый Рюрик, у которого ран было столько же,
сколько и годов, - девятнадцать....
Постепенно все встало на свои места. Я глянул на Рюрика. Он мне
подмигнул. Хорошая у него морда. Нос набок, рот большущий, уши круглые, как
у соболя; в треугольнике рубашки виднеется орел с утиным клювом, увлекающий
женщину под небеса.
Рюрик знает обо мне все, и я о нем тоже - мы одногодки.
Я подхватил раненую руку, поднялся, утвердился на полу, подошел к столу
и дунул. Свет в лампе качнулся, взмыл вверх, и его не стало. Еще недолго от
фитиля тянулся дым, обволакивая и без того потемневшее за ночь стекло, нo и
дым скоро исчез.
- Дай докурить, - подсел я к Рюрику. Он обкусил замусоленную цигарку,
выплюнул ошметок на пол, сунул недокурок мне в губы.
- Раза два дерня, и все, довольно.
- Ладно.
Я затянулся два раза, и Рюрик без лишних разговоров вынул окурок из
моих губ. Я еще посидел маленько и, страшась расстояния в три шага,
отправился на свою кровать. Голова закружилась. Меня качнуло и бросило на
соседа. Он зажмурился от ужаса, но я не упал на него. Падать на него было
нельзя - он ранен в живот.
- Носит тебя тут, - заворчал сосед. Он поймал меня за кальсоны,
подтолкнул вперед.
Ходячих у нас в палате не было, и я кое-как самостоятельно добрался до
своей кровати.
Я ныром вошел в подушку, отдышался и закрыл глаза. Стало сильнее
тошнить. Зря курил, совсем зря.
Этот день прошел в каком-то зыбком полусне. Я ничего не ел, не курил
больше, читать не мог, разговаривать тоже. Наркоз выдыхался медленно. После
завтрака обход. Старшая сестра, палатная сестра, кастелянша, няня и другой
разный народ - все в белых халатах, и у всех такой вид, будто они к
безобразникам, если не к разбойникам в камеру, зашли, чтобы подвергать их
исправлению и вообще поменьше с ними церемониться. Впереди всей челяди, как
сухонький, маленький полководец Суворов, только без шпаги, - Агния
Васильевна - главный врач. У нее одной приветливое лицо, весело сверкает
старомодное пенсне да серые вихры из-под белой шапки торчат. Лицо, как она
ни тужится, делать его строгим, выражало давнее озорство, и я всегда думаю,
с первого дня, как ее увидел, что как, наверно, любил ее какой-то парень!
Без ума!
Агния Васильевна, может, угадала эти мои хорошие о ней мысли и, может,
потому ко мне хорошо относится, но прикрывает такую свою слабость